— Удобная, — согласился пожилой политик. — Итак, вы по-прежнему работаете в пользу государства. Единственное, в чем мы дополним наших вождей… Запишем: под контролем государственных органов.
— А каких именно органов? — усмехнулся генерал. — Хорошо, если таким органом окажется голова. А если прямо противоположное? Нет, господа…
Мы работаем по вашим заказам и в пользу государства. Никакого контроля. Никаких ревизоров. Иначе нам после каждой ревизии придется заказывать фобы.
Дальше начался торг. «Заказчики» потребовали свернуть работу Управления на Ближнем Востоке и не проводить спецопераций в странах НАТО. Предложили упразднить в Управлении инспекцию по военной разведке. Генерал и тут согласился. Потому что структура, именуемая в переговорах инспекцией, была на самом деле лишь аналитической группой большого отдела. Но и ее хватило, чтобы впоследствии стать костяком ведомства академика Примакова. Пожертвовало Управление и отделом по борьбе с промышленным шпионажем. Его работники перешли на службу в Министерство госбезопасности, образовав там Управление по борьбе с экономическими преступлениями.
Генерал раздавал людей, зная, что кадры и структуры из Управления не уходят, даже если их переводят в СВР, в МТБ или в ДСК. То есть в домостроительный комбинат. «Кадры решают все…»
13
«Подтвердились выводы, сделанные в докладе вице-президента А. В. Руцкого, касающиеся непрекращающегося роста преступности, особенно корыстной направленности, незаконного обогащения ряда субъектов предпринимательской деятельности в результате незаконных валютных операций, крупномасштабных банковских афер и уклонения от уплаты налогов.
Подтверждено, что из-за отсутствия системы контроля со стороны правительства Российской Федерации не были пресечены многочисленные случаи вывоза и хранения валюты за рубежом, стало возможным беспрецедентное обогащение недобросовестных предпринимателей на фоне резкого обострения внутриэкономических проблем».
И в воскресенье он решил задачу. Почти решил.
От осознания этого факта Толмачев почувствовал приступ удушья, а не радостного возбуждения, как это бывало раньше, когда с помощью компьютера, двух пачек сигарет и литра кофе он отлавливал во внешне целостных структурах незаметные инородные образования. Сейчас он словно оказался в положении рыбака, выдернувшего из воды вместо щуки ядовитую, готовую ужалить змею. И он по-настоящему испугался.
Однако его тянуло дойти до самого конца задачи, как иногда тянет досмотреть страшный сон. Оставалось уточнить некоторые детали, но для этого нужна была справочная Управления — большой архив.
Толмачев настолько задумался, неподвижно согнувшись над портативным компьютером, что не сразу понял: звонят в дверь. На пороге ухмылялся гуманист и просветитель Глорий Пронин. Внутренний карман его серого всесезонного пальто красноречиво оттопыривался. И попахивало от писателя первым утренним причастием, не оскорбленным ни корочкой хлебца, ни карамелькой.
— Сидишь? — спросил Пронин. — Жжешь нейроны?
— Сижу, — кивнул Толмачев. — Жгу. А у вас, чувствуется, уже наступил период полной пожарной безопасности.
— Я тут сходил на участок, — сказал Пронин, освобождаясь от пальто и шарфа. — Ну, сходил на участок, в школу, которая за аптекой. И голоснул. По телеку-то все талдычили: да-да-нет-да! А я им наоборот: нет-нет-да-нет! Пусть восчувствуют суровое слово трудовой интеллигенции. А погода, доложу, стоит совсем весенняя. Значит, пережили зиму. И в этот раз она меня не достала.
Пронин вбил себе в голову, что умрет обязательно зимой, и заранее жалел тех бедолаг, которые будут ковыряться в промороженной земле, готовя ему могилу.
— Да, потеплело, — согласился Толмачев. — Это заметно по вашей рубахе. По случаю весны оборвали пуговицы?