Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Вскоре Их Величества узнали, что генерал Алексеев, талантливый офицер и помощник Государя, состоял в переписке с предателем Гучковым. Когда Государь его спросил, он ответил, что это неправда. Чтобы дать понятие, как безудержно в высшем командном составе плелась клевета на Государыню, расскажу следующий случай.

Генерал Алексеев вызвал генерала Иванова, главнокомандующего армиями Южного фронта, и заявил ему, что, к сожалению, он уволен с поста главнокомандующего по приказанию Государыни, Распутина и Вырубовой. Генерал Иванов не поверил генералу Алексееву. Он ответил ему: “Личность Государыни императрицы священна для меня – другие же фамилии я не знаю!” Алексеев оскорбился недоверием к нему генерала Иванова и пожаловался на него Государю, который его стал не замечать. Генерал Иванов, рассказывая мне об этом, плакал; слезы текли по его седой бороде. Государь, думаю, гневался на Алексеева, но в такое серьезное время, вероятно, не знал, кем его заменить, так как считал его талантливейшим генералом. Впоследствии Государь изменил свое обращение с генералом Ивановым и был к нему ласков.

В Ставке Государыня с детьми и свитой жила в поезде. В час дня за нами приезжали моторы, и мы отправлялись в губернаторский дом к завтраку. Два казака конвоя стояли снизу, наверх вела крутая лестница; первая комната была зала, где ожидали выхода Их Величеств. Большая столовая с темными обоями. Из залы шла дверь в темный кабинет и спальню с двумя походными кроватями Государя и наследника. Летом завтракали в саду в палатке. Сад был расположен на высоком берегу Днепра, откуда открывался чудный вид на реку и окрестности Могилева. Мы радовались, смотря на Алексея Николаевича. Любо было видеть, как вырос, возмужал и окреп; он выглядел юношей, сидя около отца за завтраком, пропала и его застенчивость: он болтал и шалил. Особенным его другом стал старик бельгиец генерал Риккель.

Каждый день после завтрака наши горничные привозили нам из поезда платья, и мы переодевались в каком-нибудь углу для прогулки. Государь уходил гулять со свитой. Императрица оставалась в лесу с Алексеем Николаевичем, сидя на траве. Она часто разговаривала с проходившими и проезжавшими крестьянами и их детьми. Народ казался мне там несчастным. Бедно одетые и приниженные, когда они узнавали, кто с ними говорит, они становились на колени и целовали руки и платье Государыни; казалось, что крестьяне, несмотря на ужасы войны, оставались верными своему царю. Окружающая же свита и приближенные жили своими эгоистическими интересами, интригами и кознями, которые они строили друг против друга.

После прогулки и чая в губернаторском доме Государыня возвращалась к себе в поезд. Сюда к обеду приезжали Государь и Алексей Николаевич, фрейлина и я обыкновенно обедали с августейшей семьей». (Фрейлина Ее Величества Анны Вырубова. М., 1993. С. 262–264.)

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

« В поезде. Вторник. 12-го июля. Голушк[ин].

Кн. Эристов и Козлянинов прибыли на дежурство. С утра дождь, свежо. После 11 ч. поехали с Мамой сперва в монастырь к чудотворной иконе, после к Ал[ексею]. Он лежит. Но нас все-таки проводил. Завтрак на балконе в 12 1/2 ч., как Папа вернулся из штаба. Ездили мы с ним по дороге в Оршу и в хорошем лесу гуляли. Чай дома, а в 6 ч. уехали. Спаси Боже. Биби получила телеграмму от маленького для меня. Легли рано. – Свежо, дождь льет». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 34 об.–35.)

По воспоминаниям А.А. Вырубовой о Царской Ставке в Могилеве: «Среди неправды, интриг и злобы было, однако, и в Могилеве одно светлое местечко, куда я приносила свою больную душу и слезы. То был братский монастырь. Там находилась чудотворная икона Могилевской Божьей Матери… Я каждый день урывала минутку, чтобы съездить приложиться к иконе. Услышав об иконе, Государыня также ездила раза два в монастырь. Был и Государь, но в нашем отсутствии. В одну из самых тяжелых минут душевной муки, когда мне казалась близка неминуемая катастрофа, помню, я отвезла Божьей Матери мои бриллиантовые серьги. По странному стечению обстоятельств единственную маленькую икону, которую мне разрешили иметь в крепости, была икона Божьей Матери Могилевской, – отобрав все остальные, солдаты швырнули мне ее на колени… И первое приветствие по освобождении из Петропавловской крепости была та же икона, присланная из Могилева монахами, вероятно, узнавшими о моем заключении». (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., 1993. С. 264).

Императрица Александра Федоровна переписала в свою записную книжку телеграмму Г.Е. Распутина от 13 июля 1916 г. из Тюмени, адресованную Анне Вырубовой: «Мир и благоволение, передай: там слава, звезды на России». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 32.)