Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Г-н Сазонов и я работали совместно около шести лет над установлением тесной связи между нашими странами, и я всегда рассчитывал на его поддержку в деле превращения союза, скрепленного этой войной, в постоянный. Я не преувеличиваю услуг, оказанных им союзным правительствам его тактом и способностями, проявленными им в очень трудных переговорах, которые мы вели с самого начала войны. Не могу также скрыть от Вашего Величества тех опасностей, которые я испытываю, теряя такого товарища в предстоящей нам работе. Конечно, я могу ошибаться, и, возможно, г-н Сазонов должен уйти по болезни, но тогда я еще больше буду жалеть о причине его ухода.

Еще раз прошу Ваше Величество извинить меня за это личное обращение”.

На следующий день Хэнбери-Уильямс, много раз оказывавший мне ценную помощь тактичным подходом к деликатным вопросам, которые ему приходилось обсуждать в Ставке, телеграфировал мне, что мое послание передано императору и можно надеяться на хороший исход. К сожалению, императрица в это время прибыла в Ставку, и судьба Сазонова была решена. Он все еще находился в Финляндии, когда получил собственноручное письмо императора, в котором тот благодарил его за работу и сообщал, что так как их взгляды по многим вопросам расходятся, им лучше расстаться». ( Бьюкенен Д. Моя миссия в России: Мемуары. М., 2006. С. 209–211.)

Копия телеграммы посла Д. Бьюкенена (на английском языке) по поводу отставки министра иностранных дел С.Д. Сазонова сохранилась в составе архивного фонда императора Николая II. (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 794. Л. 1–2.)

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

« Ц[арская] Ставка. Четверг. Голуш[кин]. 7-го июля.

С раннего утра льет дождь. Прибыли сюда в 12 1/2 и Папа и Ал[ексей] с нами завтракали. Хорошо их видеть. Около 3 ч. поехали в 2-х моторах сперва к Папа, потом кататься через Днепр, налево, 20 верст к новому мосту. Вернулись после 5 ч. Обедать ездили к Папе. Свежо. Обедали со всеми на балконе. После 10 ч. с Папой к нам приехали. Пили чай. Около 12 ч. Папа уехал». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 33–33 об.)

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «Приехав в Могилев 7 июля, царица пробыла там до 12-го числа. Едва ли она не понимала женской интуицией ту антипатию, с которой ее встречали военные, исключая, конечно, свиту Государя. Но царица считала, что долг жены повелевает ей приезжать время от времени и поддерживать морально Государя. Старец не раз говорил, что поездка царицы на фронт принесет помощь войскам. Царица верила в это. А в Ставке перешептывались: “Опять приехала”.

На императора приезд супруги производил всегда самое благоприятное влияние. Близкие люди знали, как любил он царицу. Их Величества являлись идеальными супругами. Трудности, сплетни лишь сплачивали их. И, будучи доволен приездом царицы, Государь считал, что и все окружающие довольны этому. В этом он ошибался, ему, конечно, об этом никто не говорил.

Пребывание царицы в Могилеве совпало с видимым затишьем на фронте. С 1 по 15 июля в армиях Брусилова шла перегруппировка войск». ( Спиридович А.И.

Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 332–333.)

По воспоминаниям А.А. Вырубовой о посещении Могилева: «Через несколько дней мы уехали в Ставку навестить Государя. Вероятно, все эти именитые иностранцы, проживавшие в Ставке, одинаково работали с сэром Бьюкененом. Их было множество: генерал Вильямс со штабом от Англии, генерал Жанен от Франции, генерал Риккель – бельгиец, а также итальянские, сербские, японские генералы и офицеры. Как-то раз после завтрака все они и наши генералы и офицеры штаба толпились в саду, пока Их Величества совершали “сербль”, разговаривая с приглашенными. Сзади меня иностранные офицеры, громко разговаривая, обзывали Государыню обидными словами и во всеуслышание делали замечания: “Вот она снова приехала к мужу передать последние приказания Распутина”. – “Свита, – говорил другой, – ненавидит, когда она приезжает; ее приезд обозначает перемену в правительстве”, – и т.д. Я отошла, мне стало почти дурно. Но императрица не верила и приходила в раздражение, когда я ей повторяла слышанное.

Великие князья и чины штаба приглашались к завтраку, но великие князья часто “заболевали” и к завтраку не появлялись во время приезда Ее Величества; “заболевал” также генерал Алексеев. Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня мучилась, не зная, что предпринять. При всем ее уме и недоверчивости императрица, к моему изумлению, не сознавала, какой нежеланной гостьей она была в Ставке. Ехала она только окрыленная любовью к мужу, считая дни до их свидания. Я лично угадывала разные оскорбления и во взглядах, и в “любезных” пожатиях руки и понимала, что злоба эта направлена через меня на Государыню.