Вернувшись в Ставку, Государь в своем письме к супруге описал впечатления о посещении прифронтовой полосы и смотре войск: «Наконец у меня нашелся свободный вечер, чтобы спокойно побеседовать с тобой – я сильно по тебе тоскую. Прежде всего спешу поблагодарить тебя за три твоих дорогих письма. Они, конечно, пришли очень неаккуратно, потому что поезд ездил взад и вперед по пути, так как это было около Двинска, где летают дурные птицы. За последние 3 дня выпало очень много снегу, что для них безнадежно!
Первый смотр войскам был недалеко от маленькой станции Вышки. К моей большой радости, там стояла рота Кабардинского полка, но в ней оказался только один знакомый офицер и несколько солдат, которые были в Ливадии! Среди множества кавалерийских полков было два полка мама и Ксении (я не мог найти Гординского), но твоих Александровцев и моих Павлоградцев не было, такая жалость, они только что были отправлены в траншеи, чтобы сменить пехоту. Боже мой, на что похож твой бедный Плеве! Зеленый, как труп, более чем когда-либо слепой и скрюченный и едва передвигает ноги. Сидя верхом, он так сильно откинулся назад, что я подумал, не дурно ли ему. Он уверяет, что очень часто ездит верхом, но я в этом сомневаюсь.
Войска были в прекрасно виде, лошади тоже. После завтрака я имел разговор с Плеве. Он рассуждает вполне здраво и нормально, голова его свежа и мысли ясны, – и когда он сидит, то все ничего, но когда встает, то представляет грустное зрелище.
Я строго с ним поговорил относительно Бонч-Бруевича, что он должен от него отделаться и т.д. Затем я сделал хорошую прогулку по шоссе. В 6 ч. мы проехали Двинск – в городе на улицах обычное освещение. Я видел только один прожектор, освещавший темный небосклон!
Ночь мы провели где-то около Полоцка и утром 30-го января вернулись назад в Дриссу. Там меня встретили Эверт и ген. Литвинов из 1-й армии. 3 кавалерийских дивизии – 8-я, 14-я и Сибирская казачья. Татьянины уланы выглядели молодцами, остальные войска тоже. Так аккуратно, чисто и хорошо одеты и вооружены, как я редко видал даже в мирное время! Поистине превосходно! У них всех такой хороший вид в их серых папахах, но в то же время они так похожи один на другого, что трудно различить, какого они полка.
Вчера, 31-го янв., был последний смотр, на котором присутствовали 6 и 13 кавалерийские дивизии – они такие же отличные молодцы, как и в прежние времена. Погода совсем не холодная: 3–4 градуса мороза, и опять идет снег. Старик, конечно, опять ехал верхом и очень гордится этим – он со всеми об этом говорит – что приводит Нилова в бешенство!
После завтрака поезд покинул станцию Борковичи в 3 часа, проехали Витебск и Оршу и прибыли сюда в 11 час. вечера. Воздух был чудесный, так что Воейков, Граббе, Кедров и я сделали освежившую нас прогулку перед сном. Сегодня в 10 час. утра я перешел в свои апартаменты и сидел 2 1/2 часа с Алексеевым.
В Могилеве я нашел Сергея (
Теперь уже поздно, я сильно устал, так что должен пожелать тебе спокойной ночи, моя душка женушка, моя единственная и мое все!» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV;
30 января 1916 года штабс-капитан М.К. Лемке, который служил в штабе Ставки, сделал любопытную запись в дневнике: «Сегодня Сергей Михайлович пришел к завтраку за 10 минут до Алексеева и не садился, пока не явился последний.
Читатель, может быть, удивлен, зачем я часто отмечаю подобные мелочи. Да просто потому, что они всегда имеют значение при нашем строе и при положении, которое занимает Царская фамилия, при ее постоянных интригах и при той роли, которую играют истинные работники. Такие мелочи наряду с серьезными документами будут освещать вопросы будущему историку гораздо конкретнее, чем то можно было бы сделать без них. Кажущееся мелочью одному весьма важно для другого, ищущего нескольких дополнительных штрихов к составленной уже им картине. Дневник именно и дорог своей мозаичностью, повторяющей мозаичность текущей жизни». (
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «С 1 февраля в Могилеве жил великий князь Сергей Михайлович, инспектор артиллерии. Он был очень болен, но работал. Как фактический руководитель нашей артиллерии до войны и во время войны он был сильно скомпрометирован нехваткой снарядов. И хотя виновником этого являлся Сухомлинов, все-таки все сознавали, что во многом виновато Главное артиллерийское управление, где все делалось по указанию великого князя.