Алек был спокоен и не возбужден. Он сделал длинный доклад, а затем предложил показать мне несколько опытов с удушливыми газами. – 3 офицера и два химика в разных масках вошли в вагон и оставались там более 30-ти минут. Я мог наблюдать за ними через окна – как они стояли и ходили в этом ужасном желтом дыму. Даже на открытом воздухе ощущался этот отвратительный запах. Удивительные люди – они проделывают эти опыты с радостью, как спорт!
Теперь насчет моих планов. – Я хочу вернуться, чтобы присутствовать при открытии Г. Думы и Г. Совета. Пожалуйста, об этом пока не рассказывай. Я выезжаю в субботу, делаю смотр чудному 1-му Сибирскому корпусу и приезжаю в Царское в понедельник 8-го. – Остаюсь там два дня и спешно возвращаюсь сюда, потому что на четверг 11-го назначил наше военное совещание, с участием всех главнокомандующих – я с самого начала собирался это сделать, но это все никак не удавалось!
Я буду очень счастлив увидеть тебя и детей – хотя бы на 2 дня – все же это лучше, чем ничего. Теперь, моя голубка, дорогая моя женушка с опухшей щекой, я должен кончать.
Храни вас всех Господь! Целую крепко тебя и детей. Остаюсь твой верный и нежно преданный
Стоит отметить, что по поводу взятия русскими войсками Эрзерума французский президент Раймон Пуанкаре в своих мемуарах отметил: «Послал великому князю Николаю Николаевичу поздравительную телеграмму по поводу последних побед русского оружия. Он ответил мне следующей телеграммой: “Тифлис, 17 февраля (
Императрица Александра Федоровна продолжала беспокоиться о состоянии здоровья сына Алексея и 5 февраля сообщала супругу в Могилев: «Слава Богу, Бэби провел ночь в общем хорошо; просыпался несколько раз, но не надолго и не жаловался. У него обе руки забинтованы, а правая вчера даже болела, – но наш Друг говорит, что все пройдет через два дня. Последние ночи он спал тревожно, хотя без болей, и не жаловался на руку, только не мог согнуть ее. Вероятно, повредил ее, когда тащил за веревку несколько саночек, связанных вместе. Но Деревенко говорит, что он совсем веселенький, поэтому не беспокойся, голубчик. Мы обедали наверху, чтоб он не вставал с постели и поменьше двигался. Чем смирнее он будет лежать, тем лучше. Ольга и Татьяна едут в город, в Татьянинский Комитет». В этом же письме Государыня далее пишет и о других проблемах: «Вполне ли ты доволен Алексеевым, достаточно ли он энергичен? Как здоровье Рузского? Некоторые говорят, что он опять совершенно здоров, только не знаю, правда ли это, а я хотела бы этого, так как германцы его боятся. <…> Только что прочла в «Нов. врем.» о подвиге ст. унт.-офиц. Бэбиного сибирского полка; напечатан и его портрет. Да, у нас в армии немало героев, и будь у нас такие же превосходные генералы, мы наделали бы чудес! <…>
Я рада, что ты хочешь собрать военный совет и основательно вникнуть во все вопросы. Не вызвать ли тебе Рузского на этот день: он очень способный человек, был командующим почти все время, часто не соглашался с Алексеевым, но все же, может быть, благоразумнее иметь кого-нибудь иначе смотрящего на вещи: тогда вам всем легче будет выбрать правильный путь. Да и на случай, если, с Божьей помощью, ты вернешь Р. к делу, когда он совсем поправится, я думаю, он должен знать все планы и участвовать в их составлении.
Как великолепно то, что ты пишешь об Эрзеруме! В самом деле, удивительные войска! Да, я тоже восхищаюсь людьми, которые работают над этими подлыми газами, рискуя жизнью. Но каково видеть, что человечество пало так низко! Находят, что это превосходно в смысле техники, но где же во всем этом “Душа?” Хочется громко кричать против бедствий и бесчеловечности, вызванных этой ужасной войной». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV;