Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

У нас не было с Междурайонной организацией предварительного соглашения по вопросу демонстрации, и это было общей ошибкой и ЦК, и ПК. С нашей фракцией дело обстояло так: она обижалась, что петербургская организация не посоветовалась с ними по такому важному вопросу. Фракцией было заявлено единодушное требование отменить демонстрацию, которому ЦК и уступил. Сообщений частных или личных у нас не было. Дело шло в президиуме съезда. Гегечкори дал честное слово и ссылался на Чхеидзе как свидетеля, что ему достоверно известно о контрреволюционных выступлениях, приуроченных к нашей демонстрации, указал на генерала, которого метят в диктаторы и который опирается на иностранного контрреволюционера, уверял, что под Питером стоят спрятанные казачьи полки. Либер и Гоц из самых достоверных источников уверяли, что организованные черносотенцы решили войти в наши ряды, чтобы потом направить оружие против нас. Мы просили указать источники их сведений, они отказались, потому что дело находится в стадии контрразведки — она поставлена у них весьма недурно: за каждым из нас устроена такая контрразведка. Они сказали: важно то, что мы на официальном собрании заявляем вам о том, что нам известно, а вы можете с этим считаться или нет…

Мы заявили: из того, что вы нам заявили, как раз и вытекает, что демонстрация необходима, демонстрацию подсказал верный инстинкт рабочих. Почему вы не боретесь с контрреволюцией? Вы политически запутались. Мы требовали срока, на какой они нам запрещают демонстрацию. Они сначала не соглашались, потом определили в три дня. Теперь они хотят пойти дальше и запретить нам всякую демонстрацию»⁴¹.

После жарких и долгих прений Зиновьев понял: ему надо выступать снова. «Тов. Томский (член Петроградского комитета — Ю. Ж.

)., — сказал он, — на вчерашнем заседании, в пятницу, заявил, что у партии в связи с демонстрацией два выхода: или ее убьют, или она сама себя убьет, и находит, что лучше пусть убьют. Такие речи не настраивали на демонстративный лад. Почему не выбрать третий путь?

Тов. Бокий (секретарь Петроградского комитета — Ю. Ж.) говорит, что ЦК подпал под влияние фракции большевиков (на съезде — Ю. Ж.),

которая состоит из социал-демократов второго сорта. Это неосновательно. Во фракции лучшие люди нашей партии. Они не будут, конечно, посягать на автономию нашей (Петроградской — Ю. Ж.) партийной организации, но их мнение мы обязаны были выслушать, и их голос имел и должен был иметь громадное влияние. Что же касается тов. Лациса, который видит ошибку в том, что вообще назначили демонстрацию, то тут виноват не один ЦК. Это решение приняли все питерские партийные организации».

И заключил: «Мы сделали разведку, нащупали пульс. Ошибки были не у одного ЦК… взаимные упреки между нами вполне уместны. Они укажут нам наши недостатки. Вы выиграли тем, что получили ясную картину политического момента»⁴².

Так, переходя в выступлении от происходившего на партийном совещании к перепалке на съезде, не скрывая изменение своего отношения к проведению демонстрации, своей прямотой и самокритичностью Зиновьев добился достижения цели, поставленной Лениным. Через день, 26 (13) июня, на продолжавшемся экстренном заседании Петроградского комитета все единогласно утвердили именно ту резолюцию, которую внес Григорий Евсеевич:

«1. Принять все меры пропаганды и агитации к тому, чтобы до воскресенья никаких уличных выступлений рабочих и солдат не состоялось.

2. Петербургский комитет предлагает всем районам добиться ухода рабочих — членов партии и сочувствующих ей, если таковые окажутся, из так называемого Временного революционного комитета (образован в середине июня анархистами-коммунистами и эсерами-максималистами — Ю. Ж. ), заседающего на даче Дурново и действующего под руководством анархистов».

Эту весьма важную резолюцию, выражавшую истинное отношение большевиков к тому, что происходило на даче Дурново, что было связано с запрещенной демонстрацией, уже на следующий день — 27 (14) июня — опубликовала «Правда». Сделала так для информации не только членов партии, но и делегатов съезда.

Ну а вечером 26 июня, вернувшись со съезда, Зиновьев выступил еще раз. Поспешил поделиться свежими впечатлениями.

«Выступали меньшевики, — рассказывал он, — и говорили: положим, большевики — скверные люди, но стрелять в них и обезоруживать их — дело не нас, а других. Сегодня Церетели уверяет, что его неверно толкуют, что он приходил за дружеским советом к съезду…

Судьба нам благоприятствовала сегодня и тем, что председателем был не лиса Чхеидзе, а осел Гегечкори, который по оплошности признал за нами право огласить нашу резолюцию к съезду. Впечатление получилось огромное… Отменой демонстрации мы добились перелома в настроении на съезде, добились такой речи Церетели, для которой не жалко было отменить десять демонстраций»⁴³.