Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Доказательства? Лишь одно — показания, данные еще в апреле зауряд-прапорщиком 16-го Сибирского стрелкового полка Л. С. Ермоленко. Сообщившего при допросе: его, попавшего в плен в ноябре 1914 года, завербовала немецкая разведка и в марте 1917 года направила в Россию. При переходе линии фронта он и был арестован. Тут же заявил, что его якобы ознакомили с тем, что главных агентов Германии в России двое. Первый — Скоропис-Иолтуховский, один из руководителей сепаратистской «Спилки вызволения Украины», рассчитывавшей получить независимость своего края при поддержке Германии и Австрии. Второй — Ленин.

Б. В. Никитин, тогдашний начальник отдела контрразведки штаба Петроградского военного округа, посчитал «признания» Ермоленко лживыми и решительно отказался использовать все то, что сообщил перебежчик. Отверг Никитин как недостоверные и материалы, предоставленные союзнической контрразведкой.

«Офицер французской службы капитан Пьер Лоран, — писал Никитин в своих мемуарах “Роковые годы”, впервые опубликованных в Париже в 1937 году, — вручил мне 21 июня первые 14 телеграмм между Стокгольмом и Петроградом, которыми обменивались Козловский (большевик, член ВЦИК, юрисконсульт деловых операций Фюрстенберга, арестован 19 (6) июля, освобожден под залог 21 (8) октября — Ю. Ж.), Фюрстенберг, Ленин, Коллонтай и Суменсон (представитель в Петрограде варшавской фирмы “Фабиан Клингслянд”, совладельцем которой был Фюрстенберг, арестована 21 (8) июля, освобождена 3 октября (20 сентября) — Ю. Ж.).

Впоследствии Лоран передал мне еще 13 телеграмм. Впрочем, поначалу и тут случилась неувязка. Оказалось, что особая служба телеграфного контроля в Петрограде давно уже следила за указанной перепиской. Ее вывод: телеграммы, которыми обменивались Фюрстенберг с Суменсон, коммерческого характера. Задолго до революции они показались подозрительными всего лишь с коммерческой точки зрения, так как товары, предлагавшиеся Фюрстенбергом для Суменсон, могли быть немецкого происхождения (салол, химические продукты, дамское белье, карандаши и т. д.)»⁴⁸

.

Так же до июльских событий, 24 июня, полковник Л. Тома, французский военный атташе в Швеции, сообщил в Париж, во 2-е бюро Межсоюзнической разведки: «Альбер Тома (министр вооружений Франции, направлявшийся в Петроград — Ю. Ж.) проездом через Стокгольм дал мне указание доказать в интересах Временного русского правительства, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги»⁴⁹.

Совершенно ясно, что в Париже и понятия не имели о заявлении российского министерства иностранных дел, опубликованном 24 (11) июня, признавшем получение денег из Берлина, но только не Лениным, а… самим Временным правительством.

«За последнее время, — указывало оно, — на летучих (то есть уличных — Ю. Ж.) митингах при обсуждении политических вопросов встречаются намеки, что пропаганда за мир ведется на германские деньги при содействии шведской миссии…

Это, однако, не соответствует действительности, так как в шведскую миссию от германского правительства ежемесячно, как и раньше, поступает одна и та же сумма, т. е. два с половиной миллиона рублей. Денежные пособия, предназначенные исключительно для распределения среди нуждающихся военнообязанных, т. е. гражданских военнопленных (интернированных), число которых доходит до 300 000, из расчета 24 рубля ежемесячно для взрослых и 12 рублей для детей»⁵⁰

.

Тем не менее после июльских событий П. Н. Переверзев, чтобы спасти престиж правительства, срочно образовал 23 (10) июля Следственную комиссию и потребовал от нее: «Докажите, что большевики изменники — вот единственное, что нам осталось»⁵¹. После того Никитину и французскому военному атташе в Петрограде полковнику Лаверню пришлось считать коммерческие телеграммы хитроумным шпионским кодом. Решили прекратить все дела по настоящему немецкому шпионажу и заняться исключительно большевиками.

Но еще за пять дней до того, 18 (5) июля, Зиновьев пришел на заседание ЦИКа и обратился к собравшимся:

«Товарищи, совершилась величайшая гнусность. Чудовищное клеветническое сообщение появилось в печати и уже оказывает свое действие на наиболее отсталые и темные слои народных масс. Мне не надо объяснять перед вами значение этой гнусности и ее возможные последствия. Это — новое дело Дрейфуса, которое пытаются инспирировать черносотенные элементы. Но значение его в десятки и сотни раз больше. Оно связано не только с интересами нашей революции, но и всего европейского рабочего движения. Мне не надо доказывать, что ЦИК должен принять самые решительные меры к реабилитации товарища Ленина и к пресечению всех мыслимых последствий клеветы… С этим поручением я явился сюда от имени ЦК нашей партии»⁵².

Председателю ЦИКа Н. С. Чхеидзе пришлось согласиться с Зиновьевым и сказать, что все меры, им доступные, будут приняты. И действительно, тут же образовали комиссию, включившую двух эсеров — М. Н. Гельденмана, А. Р. Гоца, и трех меньшевиков — М. И. Либера, В. Н. Крахмаля, Ф. И. Дана, которая так и не сделала ничего.