Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель

– И еще одно. Ты не можешь привести никакого убедительного предлога для отъезда. Ты бы сама это поняла, если бы вела себя как разумное человеческое существо, а не истерическая девчонка.

– Я же сказала…

– Ох, не дури. – Он не скрывал злости и раздражения. – Когда ты вернулась сюда – я имею в виду Аннабель, – ты должна была понимать, что придется общаться со мной. И если ты за двадцать четыре часа вдруг приходишь к выводу, что не в силах больше меня выносить, то что остается думать мистеру Уинслоу? Он не дурак. Логичнее всего будет предположить, что я навязывался тебе, предпринял очередной заход, вздумал ворошить прошлое и расстроил тебя – да что угодно. И на этот раз, вполне возможно, ему не захочется меня прощать. Ну уж нет.

– Ой. Да, да, понимаю. Ну ладно, придумаем что-нибудь еще…

– Говорю же тебе, нет, никаких выдумок! Во-первых, мы еще так точно и не знаем насчет условий его завещания, не знаем даже, будет ли новое завещание вообще. И коли на то пошло, пусть ты права и завтра он вычеркнет тебя, но, думаешь, я этого хочу?

Я недоуменно уставилась в темноту рядом с собой.

– Что ты имеешь в виду?

– Моя милая, раздавленная угрызениями совести дурочка, неужели ты полагаешь, будто мне хочется, чтобы он разделил капитал на две доли, а не на три? Если ты останешься, я получу не только свою долю, но и твою. Если уйдешь – в лучшем случае половину, как и Жюли… Я говорю о деньгах. Чтобы вести ферму, нужны деньги. Все очень просто. – Рука его шевельнулась, крепче прижимая мою руку к перекладине. – Так что, дорогая, ты остаешься. Продолжишь играть роль раскаявшейся блудной дщери. И будешь играть ее по крайней мере до тех пор, пока не получишь законной доли денежек Аннабель. Ясно?

– Нет.

– Милая моя девочка, мне нарисовать это в виде детских комиксов? Я объяснил все как можно доходчивей. Да и в любом случае совершенно не важно, понимаешь ты или нет. Ты сделаешь, как я сказал.

– Нет.

Тишина.

– Я не имела в виду, что не понимаю, – дрожащим голосом выговорила я. – Я просто не хочу.

На миг мне показалось, будто молчание Кона прорвется вспышкой бешенства. Я физически чувствовала, как из руки его в мою руку переливается злость. Затем напряжение изменилось. Он устремил на меня пристальный взор, точно пытаясь сквозь мрак прочесть мои мысли.

– Ты пока еще не сообщила мне причину всего этого переполоха, – медленно промолвил он. – Давай сделаем это теперь… Итак? Что-то напугало тебя, и здорово напугало, верно? Нет, не лошади… что-то важное… И я дорого бы дал, чтобы знать, что именно…

Голос его полностью переменился. Гнев пропал, и на смену ему пришло что-то вроде любопытства, даже больше – расчет.

Глупо было испытывать внезапный приступ ужаса теперь, если уж и гнев его меня не устрашил, – но мне стало страшно.

– Да ничего меня не напугало, – торопливо возразила я. – Просто… Говорю же, у меня был ужасный день… прости, я… ох, не задавай мне больше вопросов, ну пожалуйста! Я так много сделала для тебя сегодня. Пойди же и ты мне навстречу. Я знаю, вдвоем мы что-нибудь придумаем, если только ты поможешь мне…

В первый раз я по собственной воле коснулась Кона – накрыла свободной рукой его ладонь, прижимавшую мою к перекладине.

Внезапно из-за верхушек деревьев на гладь молочного неба неторопливо выплыла луна, и тени деревьев протянулись к нам, твердые и синие, точно сталь, по омытой серебром траве.

Я ясно видела склоненное надо мной лицо Кона. Выражение его глаз оставалось сокрыто – лунный свет, искрясь, отражался от их круглой сверкающей поверхности, оставляя позади себя лишь тьму. Я снова резко осознала это его пугающее умение сосредоточиться на одной цели. Блестящие непроницаемые глаза пристально наблюдали за мной.

– Ты действительно этого хочешь? – наконец спросил Кон почти ласково. – Действительно хочешь все бросить и уехать?

– Да.

– Хорошо, радость моя. Будь по-твоему.

Наверное, я подпрыгнула. Кон улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, что поможешь мне? – недоверчиво переспросила я. – Позволишь уйти – все бросить, а сам останешься только ждать и наблюдать… по-честному?

– Если ты этого хочешь. – Он помолчал и мягко добавил: – Вот прямо сейчас пойдем и расскажем твоему дедушке, что ты вовсе не Аннабель. Скажем ему, что ты Мэри Грей из Монреаля, предприимчивая самозванка, которой захотелось обрести в Старом Свете теплое местечко и обеспеченный годовой доход. Скажем ему, что мы втроем – Лиза, я и ты, – все, кому он верит, устроили против него заговор и весь день напролет потешались над ним. Не знаю, что там произошло между вами сегодня у него в комнате, но, сдается, он может принять случившееся довольно близко к сердцу, как по-твоему? Да, я почти уверен. И когда в конце этого долгого счастливого дня мы уверим его, что Аннабель, насколько мы знаем, мертвее мертвого уже пять лет… Понимаешь?

Лошади придвинулись ближе, пощипывая высокую траву. Сквозь свисающие ветви искрилась в набирающем силу лунном свете река. С другого берега тяжеловесно поднялась на крыло и полетела над водой цапля.

– Да. Понимаю, – наконец ответила я.

– Так я и думал.