– С чего вы взяли? Нет, жив, и еще как. – Внезапно губы ее изогнулись в слабом подобии той неприятной улыбочки Коннора, так неуместной на ее лице. – Можно сказать, он-то и есть основная причина всей этой… э-э, ситуации. Что заставило вас думать, будто он умер?
– Не знаю. Просто сложилось такое впечатление… Вы ведь говорили о «старике» в прошедшем времени. Сказали, «он был дедушкой Аннабель».
– В самом деле? Возможно. Но, разумеется, прошедшее время, – мягко пояснила она, – это из-за Аннабель.
– Да-да, теперь понимаю. Но просто это наложилось на впечатление, оставшееся у меня еще с воскресенья… ваш брат что-то такое говорил, уже не помню, что именно… Ну да, конечно, он сказал – точнее, чтобы не погрешить против истины, намекнул, – что является хозяином фермы. Нет, даже заявил открытым текстом, точно-точно.
Мисс Дермотт широко улыбнулась, и в первый раз за время нашей беседы лицо ее осветилось искренним чувством. Выражение у нее стало чуть изумленное, снисходительное и нежное, как у матери, наблюдающей за выходками нахального, но обаятельного отпрыска.
– Да, с него станется. Бедняжка Кон. – Она не стала развивать эту тему дальше, лишь добавила: – Нет, Уайтскар принадлежит не ему. Он всего-навсего управляющий старого мистера Уинслоу. Он… он даже ему не наследник.
– Понятно. О боже, теперь мне все ясно.
Я резко поднялась на ноги и отошла к окну. В одном из высоких унылых домов напротив кто-то вошел в спальню и включил свет. Прежде чем на окно упали занавески, я успела разглядеть до боли знакомые желтые обои со съежившимися зелеными и коричневыми пятнами, розовый пластмассовый абажур и отблеск полированного радиоприемника. Тут же включилось радио, и ночь наполнилась треском какой-то комедии. Где-то монотонно плакал младенец. На улице под окнами какая-то женщина звала ребенка громким и заунывным голосом уроженки севера.
– Что вам ясно?
– Не то чтобы очень много, – медленно отозвалась я, все еще глядя в ночь. – Просто то, что мистер Уинслоу – Кон – хочет получить Уайтскар и почему-то вбил себе в голову, будто ему это удастся, если я вернусь туда под именем Аннабель. Я так понимаю, если наследник не он, то, должно быть, Жюли. Но как, во имя всего святого, Кону поможет, если он вернет Аннабель и на пути у него будут стоять две наследницы, а не одна… – Я помолчала и тяжело докончила: – О боже, вся эта история просто фантастична. Ума не приложу, зачем я вообще вас слушаю.
– Необычна – возможно, но не фантастична.
Бесцветный голос у меня за спиной звучал так, словно речь шла о вязании. Я, не поворачиваясь, ждала, что будет дальше, прислонившись лбом к стеклу и невидящим взором глядя на движущиеся внизу огоньки машин.
– Но в сущности, вся эта семья весьма необычна, вы не находите? Уинслоу, невзирая на все их недостатки, никогда нельзя было назвать скучными… Послушайте еще немного, и вы поймете, чего мы с Коном добиваемся.
Я не мешала ей говорить. Я стояла, прислонившись лбом к стеклу и наблюдая за фарами машин внизу, а невыразительный тихий голос все тек и словно заполнял всю комнату. Внезапно на меня навалилась такая усталость, что не было сил даже останавливать этот монотонный поток.
Мисс Дермотт вкратце пересказала мне основные события истории семьи за последние годы. У старого Мэтью Уинслоу (сказала она) было два сына, а у старшего из них – единственная дочь, Аннабель, которая жила с родителями в Уайтскаре. Когда ей исполнилось четырнадцать, отец ее погиб от несчастного случая на тракторе, а мать, не прошло и года, умерла от пневмонии, оставив девочку сиротой на попечении деда. Тому тогда только-только стукнуло шестьдесят, но он уже довольно давно страдал от артрита и счел, что не сумеет управлять фермой в одиночку. Младший его сын за несколько лет до того погиб в битве за Британию, оставив вдову и дочку Жюли, одного месяца от роду. Мэтью Уинслоу немедленно пригласил невестку в Уайтскар, но она предпочла остаться в Лондоне, а через некоторое время вышла замуж вторично и вместе с маленькой дочкой уехала жить в Кению. Позже, лет в семь, Жюли отослали обратно в Англию учиться в школе. Зимние каникулы она проводила с родителями в Африке, но летние и весенние – у дедушки в Уайтскаре, который привыкла считать своим английским домом.