Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель

– Да, я смотрела его, – призналась я, стараясь заставить голос звучать ровно, но преуспев лишь в том, чтобы придать ему угрюмость. – И немало удивилась, потому что ваш брат заявил, будто ферма принадлежит ему. Справочник довольно новый, так что, когда вы впервые упомянули «старика», я сделала вывод, что он умер совсем недавно.

Она не ответила. Закрыла книгу, откинулась на спинку кресла и поглядела на меня этим спокойным оценивающим взглядом. Я почти с вызовом уставилась на нее в ответ.

– Ну хорошо, вся эта история заинтересовала меня еще раньше. А кто не заинтересовался бы? После той воскресной сцены… ладно, забудем. Зовите это любопытством, коли угодно, я всего лишь человек. Но, силы небесные, у меня нет никаких причин заходить дальше простого любопытства! От этого предложения – как вы его называете – у меня просто дух вон. Нет-нет, и слышать больше ничего не желаю. Даже не верится, что вы это всерьез. А вы и вправду всерьез?

– Целиком и полностью.

– Хорошо. Но можете вы указать мне хоть одну вескую причину, почему и я должна отнестись к этому делу так же всерьез?

Гостья взглянула на меня недоуменно, чуть ли не бессмысленно. Вот оно снова – беспощадная, всепоглощающая одержимость своими личными проблемами.

– Не понимаю.

Я поймала себя на том, что автоматически тянусь за очередной сигаретой, и засунула ее обратно в пачку. Я и так уже слишком много курила этим вечером: глаза и горло жгло и саднило, голова отупела.

– Послушайте, – начала я, – вы заявляетесь ко мне нежданно-негаданно с этой вашей семейной историей. Быть может, она весьма интригующа, но ко мне не имеет практически никакого отношения. Вы предполагаете – давайте называть вещи своими именами, – будто я тем или иным способом могу помочь вам в мошенничестве. Быть может, для вас во всем мире нет ничего важнее – убей бог, не пойму почему, но простоты ради примем это как свершившийся факт. Но почему это должно хоть что-то значить для меня? Вы твердите мне, что все будет «совсем просто». А мне-то что за печаль? Зачем мне впутываться? Проще говоря: чего ради мне помогать вам и вашему братцу Кону?

Я не прибавила: «Мне не очень-то нравитесь вы, и я совсем не доверяю ему», но, к моему ужасу, слова эти словно сами собой прозвучали в душной комнате так отчетливо, как будто я произнесла их вслух, а не только выразила тоном.

Впрочем, если мисс Дермотт их и услышала, то, похоже, слишком не хотела ссориться со мной, чтобы обижаться. Точно так же она пропустила мимо ушей и мою очевидную грубость.

– Как это чего ради? – просто произнесла она. – Разумеется, за деньги. А зачем бы еще?

– За деньги?

Она обвела беглым оценивающим взглядом комнату.

– Простите, что так говорю, но вам они, по всей видимости, весьма нужны. Собственно говоря, вы сами в этом признались моему брату, и это одна из причин, по которой мы сочли возможным обратиться к вам. Вам наше предложение принесет большую выгоду. Вы не обижаетесь, что я говорю столь откровенно после такого короткого знакомства?

– Сделайте одолжение, – иронически отозвалась я.

– Вы из благородной семьи. – Старомодное выражение звучало в устах мисс Дермотт совершенно нормально. – А эта комната… и ваша работа в этом ужасном кафе… Вы давно приехали из Канады?

– Всего несколько дней.

– И не смогли найти ничего лучшего?

– Пока нет. У меня ушли на дорогу все сбережения. Я устроилась сюда лишь временно, пока не определюсь. Ухватилась за первую же попавшуюся работу. Можете не волноваться за меня, мисс Дермотт. Я разберусь. Не собираюсь, знаете ли, всю жизнь работать в «Касбе».

– Все равно, – стояла она на своем, – пока вам очень даже стоит меня выслушать. Говоря попросту, я предлагаю вам работу, причем работу хорошую. Она состоит в том, чтобы вернуться в Уайтскар под именем Аннабель Уинслоу и убедить старика, что это именно вы и есть. Вы получите дом, всевозможные блага, положение – все, а в результате еще и небольшой, зато надежный доход. Вы называете это мошенничеством – да, конечно, но оно не принесет никому зла. Старик хочет видеть вас там, и ваш приезд сделает его счастливым.

– А почему он убрал фотографии?

– Прошу прощения?

– Чуть раньше вы сказали, что он держал у себя в комнате «целую галерею» фотографий этой девушки. А теперь?

– А вы быстро все схватываете. – Голос ее звучал поощрительно, точно она хвалила любимую лошадь, показавшую хорошую скорость на повороте. – Не волнуйтесь, он их не выкинул. Теперь он хранит их в столе у себя в кабинете, а одну – по-прежнему в спальне. Остальные он убрал в прошлом году, когда получил фотографию Жюли. – Мисс Дермотт несколько секунд многозначительно смотрела на меня. – Она довольно скоро приезжает на летние каникулы. Понимаете?

– Да, понимаю, почему вам с братом хочется обделать все побыстрее.

– Разумеется. Вы должны приехать прежде, чем Жюли убедит его проявить благоразумие и признать, что Аннабель умерла… и поставить саму Жюли на место Аннабель. Что бы ни случилось, это произойдет скоро. Весьма сомнительно, чтобы старик протянул еще год, и, думаю, он начинает это понимать.

Я быстро вскинула взгляд:

– Он болен?