Гроздья Рябины

Герман согласился жить вместе. Единственным условием жены было: на людях демонстрировать видимость благополучия. Они стали жить в одной квартире в разных комнатах (Герман к тому времени получил двухкомнатную квартиру), без скандалов и ссор, почти не общаясь. Так предстояло прожить четыре томительных года, пока Лере не исполнится десять. Дине он написал: прости, если можешь, жди, если можешь, я буду любить тебя вечно.

7

Как, почему это могло случиться? Она была первой красавицей и в школе, и в институте, яркой, гордой, необычной. У нее всегда хватало поклонников, но все они были жидковаты, мелковаты, недостойны Дины. Она умела останавливать одним взглядом, когда они подходили слишком близко. Она ждала принца, и наконец, встретила и завоевала его. А теперь всё рухнуло. Утром на двух автобусах добираться до нелюбимой работы, отсиживать там рабочий день. У Дины сразу же не сложились отношения с начальницей бюро – старой каргой Семеновной. Вечные придирки и отповеди, что нужно быть внимательней и аккуратней. Опять ты наделала ошибок в спецификации к чертежу. И сколько это может продолжаться, если так пойдет дело, я напишу служебную записку на тебя. Дина фыркала, исправляла ошибки, а на следующий день все повторялось сначала. Когда же она, наконец, уйдет на пенсию? Вечером на тех же автобусах добираться домой, в тесную квартирку у вокзала, выслушивать каждый вечер одно и тоже – перепалку Светы и тёти Вали. И нет угла, где можно уединиться, отгородиться от нудного, беспросветного быта. Все однокурсники уже женаты или уехали из города, из подруг осталась только Нина, они встречаются по выходным, но у Нины уже появился жених, он из Киева, там какие-то сложности. А Дине уже двадцать пять. В серой рутине проходят лучшие годы. Всю оставшуюся жизнь сидеть за опостылевшим столом? Ждать Германа еще четыре года? Но ведь тогда ей исполнится двадцать девять! Нет! Острая обида за несостоявшееся счастье, за несостоявшуюся жизнь. Обида на Германа, на старую каргу Семеновну, на рыхлую, малоподвижную Свету, на весь мир выжигала ее душу, оставляя на дне пепел, пустоту, разочарование…

По случаю удалось купить для Леры старенькое пианино, и начались ее музыкальные мучения. С поступлением в музыкальную школу они опоздали, набор уже прошел, и к ним по рекомендации стала ходить очкастая студентка музыкального училища, два раза в неделю по часу мучившую бедную Леру. На стул под Лерину попу подкладывался толстенный том Лескова и маленькая подушка.

– Бах – это ручей, – глубокомысленно изрекала строгая Вероника, – Бахом мы займемся на следующей неделе, а сегодня весь урок будем играть гаммы. Больший палец идет за мизинцем! Теперь в обратном порядке, теперь мизинец идет за большим пальцем. Не горбись, держи спину прямо! Ну вот, к следующему уроку – выучить пьеску про ёлочку, – Вероника доставала ноты из портфеля.

Лера потела, мучилась, но терпела. Заниматься музыкой нужно было каждый день, и учителем становился папа. Герман постигал азы музыкальной грамоты, выучил ноты и музыкальные интервалы. На дни рождения папы и дочери приезжали бабушка с дедушкой, и по этому случаю готовился концерт фортепианной музыки. Программу концерта тщательно подбирали: два этюда Черни, “Сурок” Бетховена и “Русская песня”.

– Ой, папа, я Русскую песню еще плохо играю!

– Ничего, позанимайся, бабушка очень любит такую музыку.

Концерт проходил на-ура,

и бабушкины увлажнившиеся глаза с умилением смотрели на единственную и любимую внучку.

Это было странное сожительство под одной крышей двух ставших друг другу чужими людей. У жены была надежда на то, что время излечит, что они притрутся друг к другу. Ведь живут же люди без любви, по привычке, живут многие годы, тянут лямку супружеской жизни, потому что некуда деться друг от друга, лгут и изменяют, вымещают друг на друге собственные неудачи и обиды, точно колодники, скованные узами (цепями) брака. Она была согласна жить такой жизнью, только быть рядом с ними, двумя рыжими упрямцами. Но не получалось, и она в бессильной злобе писала в партийную организацию Треста, что хочет иметь крепкую советскую семью и детей, но муж не выполняет своих супружеских обязанностей. В Тресте пожимали плечами, но реагировали.

Вызывали Германа на ковер, заученно говорили о моральном облике коммуниста,… было муторно, стыдно. А потом она махнула рукой. Жила, как на квартире. Ей, как врачу-рентгенологу с вредными условиями труда, полагались ежегодно путевки в санатории, увеличенный отпуск, и она ездила в санатории одна, со слабой надеждой встретить там человека, который поймет и изменит ее жизнь… Но встречались ей затравленные жизнью неудачники, не выдерживавшие сравнения с ее мужем, и любовь-ненависть терзала ее сердце. В Караганду, к своей матери Биби она ездила редко, та стала совсем плоха, донимала жалобами, и она стала отсылать Биби деньги по почте.

У Германа с Лерой была такая увлекательная игра: удрать вдвоем из дома.