Гроздья Рябины

В парткоме треста сказали ему решительное нет. Вы нужны нам здесь, Партия лучше разбирается в расстановке кадров, так что будьте добры, стройте коммунистическое общество там, где Вас поставили. Сколько хватит сил и здоровья.

Герман пошел на прием ко Второму секретарю горкома Красносельскому, умному и доброму человеку. Бывают такие случайности в Системе.

– Так куда ты едешь? На Украину, на большой завод, чтобы совершенствоваться по специальности? – он откинулся назад, внимательно оглядел Германа. – Молодец, откровенно тебе завидую. Мы вот как сделаем: поезжай, станешь на учет – пусть сделают запрос на меня, вышлем твою учетную карточку. Только не проболтайся, что я тебя подучил. Ну, желаю успеха, – он крепко пожал руку.

Последний день, грустный день прощания с заводом. Герман сидел за столом, приводя в порядок бумаги, выбрасывая ненужное…. Дверь кабинета распахнулась, и вошли – нет, ворвались трое, впереди – Надька Шевцова, нахальная, остроязыкая крановщица из сборочного, за ней – начальник ОТК Люба Ненашева, и Лиля из конструкторского отдела. Надька бросила через плечо: “Клава, никого не пускать!” и закрыла дверь на ключ. Они сели, заключив Германа в полукольцо, и высказали всё. Что нельзя быть таким сухарем, что женщинам нужны добрые слова, а от Вас не дождешься. И куда Вы от нас намылились? Почему никто ничего не знает? Герман сначала отпирался, но потом выложил, что едет на Украину, и что у него там есть зазноба.

– Не нашел ближе. Ну что, Люба, – спросила Надька, – отпустим?

– А что с ним, сухарем, поделаешь, пусть едет.

Прощание с женой было коротким: квартиру и вещи я оставляю тебе, забираю только пианино и самое необходимое – стол и две тахты. Развод оформлю там.

8

Южный Город привольно раскинулся по берегам Реки. Вольно и плавно несет Река свои воды, и редкая птица долетит до ее середины. Мосты переброшены через нее, и широкая водная гладь расстилается под ними. Острова, большие и малые зеленеют купами деревьев и золотятся песчаными берегами. А выше по течению дымят трубы, днем и ночью выбрасывают хвосты дыма и копоти. Но ветер редко доносит до города металлургические запахи, и пляжи чистого речного песка усеяны горожанами, купающимися, загорающими, подбрасывающими мячик в кругу. Под абрикосовыми деревьями на улицах этого города – ковер золотистых плодов, а бомбы спелых груш падают на асфальт и разбиваются со смачным звуком, пугая прохожих. В Южном Городе живет шумный и веселый, хорошо упитанный народ. Если судьба забросит вас в Южный Город, обязательно зайдите в варэнычну на проспекте Маркса, ту, что рядом с Детским парком. Смачнее

варэнiкiв iз сырiм вы никогда не пробовали и не попробуете. А еще зайдите в галушечну, что напротив. Там вам насыпят таких галушек со сметаной! Только заходите туда на голодный желудок, а то миску, которую там подают, вам не осилить. А если вы хотите попробовать настоящий Киевский торт, снежно-белый, с орехами, украшенный нежными кремовыми розами, то, ради Бога, не езжайте в Киев. Лучшие Киевские торты делают только в Южном городе.

В таком-то городе стали жить Герман с Лерой. С помощью Светы удалось удачно снять отдельный флигелек во дворе хозяйского дома на улице Рабочей. Две комнатки, печь на газе, большие сени с кухонной плитой. В комнатках поместилась их нехитрая мебель, табуретки пришлось попросить у хозяев – добрых, приветливых старичков. Здесь было тихо и тепло. До завода Герман добирался на двух трамваях, зато Лерины школы, и средняя, и музыкальная были рядом, в десяти минутах ходьбы.

В конструкторском бюро номер шесть их было шестеро. Лёня Резник, начальник бюро, добродушный украинский хлопец, считал, что чем меньше вмешиваешься в работу конструкторов, тем лучше для всех, ему было скучно целый день болтаться среди чертежных досок, и он уходил к своему приятелю в соседнем бюро – побалакать за жизнь. Начальство в лице главного конструктора или, не дай тоби боже, главного инженера начинало обход с первого бюро, и Лёня с неожиданной для его комплекции прыткостью успевал занять место за столом и нацепить солидность на свое круглое лицо. Анна Трофимовна Скидан – тощая, как уработанная кляча, предпенсионная дама, многословно и беззлобно жалуется соседке Валентине на свои семейные неурядицы, на бестолкового сына, на то, что до чёртиков надоело работать, и скорее бы на пенсию, отдохнуть от этой каторги, но нужно доработать до квартиры, уже очередь подходит на расширение, может быть, в этом году получится. Валентине чуть за тридцать, она полная и неторопливая, по утрам ей нужно отвести младшенького в детский сад, муж, как всегда, проспал, а сегодня её прорвало, она высовывается из-за чертежной доски:

– Понимаешь, Анна Трофимовна, ну, совсем чуть-чуть опоздала, на какие-нибудь пять минут, а эта, мымра из отдела кадров, уже стоит на проходной, и вот теперь мой портрет на доске в черной рамке. Как будто я умерла!

– Так ты теперь на доске, гордость и почет нашего бюро! – встревает из-за соседней доски Вадим.