Гроздья Рябины

Гостиница была вполне советская, свободных номеров там сроду никогда не бывало, и Евгений продремал до утра на стуле в фойе. Из телефона-автомата набрал приемную завода.

– Мне Сенина.

– Сенин слушает.

– Это Димов.

Сенин смешался, заторопился.

– Вы приехали? Где Вы? Извините, это Валентин напутал. Выходите, я сейчас подъеду.

Через пятнадцать минут к гостинице подъехал и развернулся желтый "козёл" – УАЗ 469.

По заведенному и годами освященному обычаю, новенького директора привозит на завод крупный начальник из столицы. В зале заседаний собирается актив завода, приглашается горком партии. Новый,

солидный и тщательно побритый, в хорошо выглаженном костюме и похоронном галстуке, сидит за столом под зеленой скатертью между столичным и горкомовским начальниками, под оценивающими взглядами молоденьких крановщиц, шепотком обсуждающих достоинства нового начальника, после представления, он встает, прочистив горло, и выражает уверенность, что коллектив завода под его руководством сплоченными рядами будет добиваться новых успехов в строительстве коммунизма и выполнении предначертаний… Дружные аплодисменты завершают процедуру. Там, в столице, знают, что делать, и уж раз прислали, то так тому и быть.

Здесь же все пошло не так. Наперекосяк.

Главный инженер завода Михаил Афанасьевич Сенин производил впечатление человека, когда-то давно сильно напуганного. Этот страх и скованность были там, внутри, на дне, и прорывались наружу в неровности речи, в изломанности движений, в сдерживаемой суетливости рук. Он был мордвином по национальности, и это создавало ему дополнительные сложности. С одной стороны – этакая гордыня, мол из мордовской деревни пробился в такие люди! А с другой – принадлежность к малой народности напрягала и давила его. Такие люди бывают верными и надежными слугами… и врагами на всю жизнь. Уходя, Турсин пообещал ему место директора, и Сенин уже примерял его на себя, временно исполняя обязанности. А директорская машина – желтый УАЗ! Прокатиться на нем по городу на переднем сидении – это так здорово! А тут неожиданно приехал этот, и Сенин не знал, как себя вести. Пожалуй, нужно съездить в горком, к прежнему хозяину, получить инструкции.

Евгений поселился в заводском семейном общежитии перед заводом, наискосок через площадь. Комнатка три на четыре, узкая железная кровать с сиротским одеялом, обшарпанный стол и, конечно, тумбочка, ощерившаяся незакрывающейся дверцей. Совмещенный санузел с неистребимыми рыжими потеками. Из щелястого окна – вид на его завод и рядом – другой, химический, с эйфелевыми башнями труб, увенчанными живописными хвостами, рыжими и зелеными. Это был завод хромовых соединений, "Хромпик", как его называли новоуральцы, и зеленый цвет хвостов был цветом хрома.

В тусклом зеркале над щербатым умывальником отразилось лицо незнакомого человека с больными глазами.

– Ну, что? – сказал Евгений этому отражению, – ты получил всё, чего хотел и и чего заслуживаешь!

Ты жил в буколическом городке с лесными запахами. Получил – оцени вид из окна.

Ты работал на большом современном заводе. Получил – этот полу-завод, полу-мастерскую.

Ты жил в уютной техкомнатной квартире. Получил – это убогое убежище.

Ты работал в кругу верных друзей и единомышленников. Получил – полное одиночество. Жена приедет не скоро. Она мертвой хваткой вцепилась в ту квартиру и будет стоять до конца, пока не оставит ее за нашими детьми. А ты будешь совсем один, одинокий волк.

Ты бездарно проиграл войну с Самаркиным. Впрочем, на что ты надеялся? Ты был обречен с самого начала. Самонадеянный идиот! Если бы ты был поумнее, ушел бы на соседний завод, как поступают другие, тебе же предлагали, сам Стаховский предлагал, но ты гордо отказался. И кому ты что доказал? Самаркину? Он переступил через тебя, и сейчас у него новая жертва, твой друг Юра Бадаев, очередной жертвенный кролик, и этот удав исполняет перед ним свой ритуальный танец. Смирнову? Он просто хладнокровно использовал тебя. Себе? Ах, да, ты же принципиальный, и тебя жжет горечь обиды. Ведь то большое, что сделано на заводе, не состоялось бы без тебя, а тебя вышвырнули, как котенка. Но ведь ты получил там высокое удовлетворение от творчества, когда задуманные тобой идеи становятся одушевленным металлом и начинают жить своей самостоятельной жизнью, а ты наблюдаешь за ними, как за своими взрослыми детьми. Так что, с тобой полностью рассчитались. Ты многому научился, поверил с себя и захотел самостоятельности. Получай ее, хлебай горстями!

Только ты теперь один, и ни одна душа тебе не поможет, а ошибешься – пеняй на себя.

Ты – одинокий волк.

Ты решил себя проверить и сам поставил себя в экстремальные условия.

Что же, теперь будешь грызть землю и не отступишь, иначе сам себя станешь презирать.