Гроздья Рябины

На химзаводе в Джамбуле начиналось строительство сложного стального сооружения, и Смирнов решил показать класс.

– Монтаж будем вести крупными блоками, – поучал он директора завода Бергера, – собирать блоки будете в цехах завода и – прямо на монтаж.

Блоки получались шириной восемь метров, и не проходили в шестиметровые ворота завода.

– А вы расширьте ворота, – бросил Смирнов и уехал.

Бергер позвал к себе Евгения. Сокрушенно пожав плечами и разводя руками, он жаловался:

– Ну, что будем делать, Евгений Васильевич? Стену ломать? Так скоро зима. Смирнову-то наплевать, а каково мне?

– Давайте, сделаем так, Николай Францевич, у нас на улице есть площадка с козловым краном. Будем вывозить из цехов заготовки и собирать на улице блоки. Я уже все просчитал, все получится, монтаж не задержим, и цех ломать не придется.

На том и порешили. Через неделю Смирнов появился вновь.

– Почему не выполнили мое указание? Почему не расширили ворота?

Бергер начал тяжко объясняться.

– Ну, вот, Александр Николаевич, главный инженер, понимаешь… принял решение…

Смирнов скрипнул зубами.

Я Вас спрашиваю, почему не расширили ворота. Где у вас этот главный инженер?

Срочно разыскали Евгения.

– Вы почему не выполнили мое указание?

– Да мы приняли другое решение…

– Три дня Вам сроку, чтобы ворота были расширены. Доложите лично.

Двое суток Евгений не вылезал с завода. Дневал и ночевал с рабочими. Разбивали стену, собирали и варили новое, широкое полотно ворот, придумали хитроумный механизм открывания ворот. Позвонил Смирнову, доложил.

– Ладно, забыли.

Но Смирнов ничего не забывал. Первое, что он спросил при встрече:

– А ты помнишь?…

– Помню, Александр Николаевич, урок на всю жизнь.

И вот он снова один на один со Смирновым. Тот вышел из-за стола, пожал руку.

– Садись, – походил по кабинету, сел.

– Я знаю о твоих отношениях с Самаркиным. Такое бывает. Мирить не собираюсь. В этом случае нужно расходиться. Самаркин – директор, дела на заводе идут отлично, уходить – тебе, – помолчал, – я вот что тебе предлагаю: освободилось место директора в Новоуральске. Турсин ушел на партийную работу. Он за последний год поднял завод, завод в передовиках. Только вот что… Они там специализируются на круглых трубах, но в стране труб не хватает, нам отказывают в фондах. Мы решили перевести этот завод на прямоугольные трубы, на конструкции "Беларусь". Там, в Новоуральске попробовали – у них не получилось. А ты же главный спец по этим конструкциям, знаешь всё и вся. И потом, может хватит тебе ходить в главных инженерах, попробуй поработать директором.

Смирнов умел найти струны, на которых сыграть, чтобы зацепить человека, умел делать предложения, от которых нельзя отказаться.

Подписан приказ, и Евгений бегает по этажам Объединения, получая инструкции, наставления, поручения. Его торжественно-фальшиво поздравляют, жмут руку… Только мудрый Леонтович, зам по экономике, поймав Евгения за пуговицу в коридоре, посмотрел на него странным взглядом из-под кустистых бровей и сказал загадочные слова:

– Погоди, остановись, послушай меня. Вот ты приедешь туда, во всем разберешься, поймешь, что все, что они делают, – неправильно, всё надо переделывать. Но прежде, чем ломать, подумай: ведь они же как-то работали до тебя. Не торопись, не наломай дров. Ну, давай, успехов тебе.

Шефом Евгения от Объединения был назначен Китриш. Геннадий Васильевич, чрезвычайно занятой человек, глядя куда-то мимо Евгения, сокрушенно показал ему толстенную папку с бумагами в руках:

– Дел у меня, понимаешь, по горло, – он умудрился перехватить папку подмышку и другой рукой показать, сколько дел. – По хорошему, мне надо тебя везти туда и представлять, – он отвел глаза еще дальше, так что Евгений даже покосился в ту сторону: что там такое увидел Китриш? – Знаешь что? Сделаем так: я позвоню Устинычу, он тебе устроит встречу, представит коллективу и в горкоме. А в цехах – не мне тебя учить, ты сам лучше всех разберешься. Ну, извини, мне бежать надо.

И Китриш изчез, оставив Евгению после себя шелест бумаг и тягостное ощущение щенка, которого бросают в реку – плыви сам.

2

Поезд пришел очень рано, после душной защищенности вагона предутренняя свежесть пустынного перрона пробирала ознобом. Евгений долго смотрел вслед огням уходящего поезда. Последнее, что связывало его с прежней жизнью. Вот огни исчезли вдали. Было темно и пасмурно, пахло станционнымии запахами – угольным дымом, железом, к ним примешивались запахи чужого города – сложный коктейль каких-то химических и металлургических производств. Пахло аммиаком, сероводородом и еще бог знает, чем. Город не любил чужаков, и сразу дал это понять Евгению. В станционном зале было так же пустынно и безысходно.

Его никто не встретил. А ведь Китриш обещал. Ведь это должно быть – встретить вновь назначенного директора на вокзале, отвезти его в гостинницу!

Евгений растолкал спящего таксиста на площади перед вокзалом.

– В гостиницу. В любую.

Таксист пробормотал что-то нелестное в его адрес, но в гостиницу отвез.