Читаем Грозовой перевал полностью

– Хочу держать тебя вот так, – продолжала она с горечью – и не отпускать, пока мы не умрем вместе! Какое мне дело до твоих страданий, до твоих мук, до твоей боли? Почему бы тебе не пострадать? Я же страдала! Ты забудешь меня? Ты будешь счастлив, когда меня опустят в землю? Скажешь ли ты через двадцать лет: «Вот могила Кэтрин Эрншо. Я любил ее когда-то, страдал, потеряв ее, но теперь все в прошлом. С тех пор я любил многих, мои дети мне дороже ее, и, когда придет мой смертный час, я не стану радоваться нашей будущей встрече, а буду горевать в предчувствии разлуки с детьми». Ты ведь так скажешь, Хитклиф?

– Не мучь меня! Не пытайся утянуть меня в пучину своего безумия! – вскричал он, вырвавшись из ее цепких рук и скрежеща зубами.

Для стороннего наблюдателя эти двое являли собой странную и страшную картину. Недаром Кэтрин почитала рай наказанием для себя, когда бы после смерти отринула не только свое бренное тело, но и свой неукротимый, мстительный дух. Теперь эта мстительность залила смертельной бледностью ее щеки, обескровила губы и заставила ее глаза гореть страшным огнем. В судорожно сжатых пальцах она держала клок вырванных волос. Что же до Хитклифа, то он рывком поднялся, упершись одной рукой в пол, а другой вцепившись в ее руку, и таковы были его страсть и пренебрежение состоянием больной, что я увидела на ее бледной коже четкие следы его четырех пальцев.

– Ты одержима дьяволом, – прокричал он ей прямо в лицо. – Ты не смеешь так говорить со мной, умирая! Неужели ты не понимаешь, что каждое твое слово навсегда останется в моей памяти, все глубже прожигая ее после того, как ты оставишь меня? Ты лжешь, когда говоришь, что я убил тебя, и знаешь это! Да я скорее забуду, кто я есть на свете, всю свою жизнь забуду от начала и до конца, чем забуду тебя. Ты в своем дьявольском себялюбии желаешь подвергнуть меня всем мукам ада даже тогда, когда сама будешь почивать в мире и покое?

– Не будет мне ни мира, ни покоя, – простонала Кэтрин, вся во власти навалившейся на нее слабости, разливавшейся по телу сильными и неровными ударами ее сердца, которое трепетало и не могло справиться с бурей страстей. Она замолчала, ожидая, пока пройдет приступ, а затем продолжала, заметно смягчившись: – Не хочу я, чтобы ты страдал больше меня, Хитклиф. Одного я желаю, и больше ничего – никогда не разлучаться с тобой. И если хоть одно мое слово будет терзать тебя после моего ухода, помни, что под землей я испытаю те же муки, и прости меня ради меня самой! Подойди ко мне, стань рядом на колени! Никогда в жизни ты не причинил мне зла. А если ты теперь на меня сердишься, то вспоминать тебе об этом потом будет горше, чем перебирать мои жестокие слова! Прошу тебя, приблизься, подойди ко мне…

Хитклиф подошел сзади к ее креслу и нагнулся к ней, но так, чтобы она не смогла увидеть его лица, побелевшего от обуревавших его чувств. Она закинула голову, стараясь заглянуть ему в лицо, но он не позволил ей этого. Резко выпрямившись, он отошел к камину и замер там в молчании, повернувшись к нам спиной. Миссис Линтон глаз с него не спускала, казалось, мысли ее беспорядочно метались. Так она глядела на него в молчании, а потом заговорила вновь, обращаясь ко мне тоном горького разочарования:

– Смотри, Нелли, он ни единой минуты не может проявить мягкость, чтобы удержать меня на краю могилы. Вот так-то он меня любит! Впрочем, пустое это! Этот человек – не мой Хитклиф. Мой останется со мной, он – моя любовь и душа моя! И хуже всего то, – продолжала она задумчиво, – что я заперта в жалкой темнице своего тела, я – пленница. Хочу вырваться в другой, прекрасный мир, остаться в нем навсегда, а не только видеть его сквозь дымку слез, стремясь в него из глубин мятущегося сердца. Хочу принадлежать ему всецело! Ты думаешь, Нелли, что ты лучше и счастливей меня, потому что полна сил и здоровья? Ты жалеешь меня… Но скоро, очень скоро все изменится. Я буду жалеть тебя. Я буду невообразимо далеко и высоко над всеми вами. Только одно странно – он не будет подле меня! – Тут она задумалась и продолжала, уже про себя: – Я думала, он этого хочет, неужели я ошибалась? Хитклиф, любимый! Не отворачивайся от меня, приди ко мне, Хитклиф!

Перейти на страницу:

Все книги серии Экранизированная классика

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Венера в мехах
Венера в мехах

Австрийский писатель Леопольд фон Захер-Мазох создавал пьесы, фельетоны, повести на исторические темы. Но всемирную известность ему принесли романы и рассказы, где главной является тема издевательства деспотичной женщины над слабым мужчиной; при этом мужчина получает наслаждение от физического и эмоционального насилия со стороны женщины (мазохизм). В сборник вошло самое популярное произведение – «Венера в мехах» (1870), написанное после тяжелого разрыва писателя со своей возлюбленной, Фанни фон Пистор; повести «Лунная ночь», «Любовь Платона», а также рассказы из цикла «Демонические женщины».…В саду в лунную ночь Северин встречает Венеру – ее зовут Ванда фон Дунаева. Она дает каменной статуе богини поносить свой меховой плащ и предлагает Северину стать ее рабом. Северин готов на всё! Вскоре Ванда предстает перед ним в горностаевой кацавейке с хлыстом в руках. Удар. «Бей меня без всякой жалости!» Град ударов. «Прочь с глаз моих, раб!». Мучительные дни – высокомерная холодность Ванды, редкие ласки, долгие разлуки. Потом заключен договор: Ванда вправе мучить его по первой своей прихоти или даже убить его, если захочет. Северин пишет под диктовку Ванды записку о своем добровольном уходе из жизни. Теперь его судьба – в ее прелестных пухленьких ручках.

Леопольд фон Захер-Мазох

Классическая проза / Классическая проза ХIX века
Грозовой перевал
Грозовой перевал

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

Эмилия Бронте

Классическая проза ХIX века

Похожие книги

Марусина заимка
Марусина заимка

Владимир Галактионович Короленко (1853–1921) — выдающийся русский писатель, журналист и общественный деятель, без творчества которого невозможно представить литературу конца XIX — начала ХХ в. Короленко называли «совестью русской литературы». Как отмечали современники писателя, он не закрывал глаза на ужасы жизни, не прятал голову под крыло близорукого оптимизма, он не боялся жизни, а любил ее и любовался ею. Настоящая книга является собранием художественных произведений, написанных Короленко на основе личных впечатлений в годы ссыльных скитаний, главным образом во время сибирской ссылки. В таком полном виде сибирские рассказы и очерки не издавались в России более 70 лет.

Владимир Галактионович Короленко , Владимир Короленко

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза