Гуд бай, Арктика!..

Казалось, китовое пение затрагивало глубинные вопросы бытия: жизнь в свободном падении или полете. Слов, конечно, не разобрать, сокровенный смысл ускользал и рассеивался. А то немногое, что удавалось ухватить, было неотчетливым и фрагментарным: все, что есть, – это жизнь, они пели, все, что есть, – бытие. Нету никого, у кого бы не было его или оно было, никого, кто бы всем управлял, – никакой судьбы, никакого Бога. Некуда плыть и идти – лишь безвременное бытие, жизнь, которая поет и ликует, заставляя вскипать океан даже в мертвый штиль.

Будто из иных измерений и неуловимых вибраций нарастало и обретало плоть соло, текучее, как река, впадающая в согласный и вольный хор Левиафанов. Подобное оратории или старинному эпосу исчезнувшего с лица Земли поэтического народа, китовое пение длилось часами. Призывная серенада, вакхическая песнь объятий и яростного соития. Брачные пиры. Колыбельная для китенка. Гимны, плачи, псалмы. Молодецкие посвисты взрослых и тучных самцов, собиравшихся в стаи – на состязания или на кормовые поля.

И отдельно – стук сердца кита, с предварительным обращением к Лене, мол, ученые из канадской организации научились выискивать и прослушивать сердцебиение усатых китов.

«Стоит только ему разинуть пасть, – они гордо заявляли, – особенно когда он с открытым ртом проплывает по планктонному морю, – и на целый Мировой океан слышен медленный ритм его пульса!»

В то время нам с Леней часто снился кит ID 1008. Мы свободно плавали – все втроем, – взявшись за плавники. У кита плавники – совсем как наши руки с пальцами, но короткие и в варежке. Влюбленный кит обнимает свою возлюбленную плавниками, как руками.

В ушах у меня, словно в двух морских раковинах, разносился многоголосый рокот океана. И киты, киты окружали меня со всех сторон – будто шлюпку, спущенную с «Пекода» в Зондском проливе между Суматрой и Явой, по которому капитан Ахав был намерен пройти в Яванское море, а оттуда, держа курс на север, проплыть через те места, где, по слухам, изредка появляются кашалоты и где он рассчитывал померяться силами с Моби Диком.

Киты и в дальнейшем не оставляли меня, то отдаляясь, то вновь приближаясь, показывая на своем примере, что за звездное скопление – наше тело, и что все мы – сновидческие персонажи, не имеющие ни плотности, ни границ.

…Я мирно пила чай из новой стальной кружки с крышечкой, которая дольше обычных кружек хранит тепло, а при корабельной качке из нее непросто расплескать кипяток. Другие участники нашей экспедиции в единственном магазинчике в Ню-Олесунне, специально открытом для подвалившего корабля, накупили шкур диких северных оленей, но мы с Леней ограничились кружкой, тем более на ней написано «Ny-Alezund 79 N», и нарисована причальная вышка, откуда стартовал дирижабль «Норвегия» с Амундсеном и Нобилем, а потом уплыла в неизвестность невезучая «Италия».

Вдруг кто-то закричал:

– Кит, кит!

Ударили в рынду. Все кинулись на палубу.

Леня стучит в иллюминатор:

– Скорей! Сюда!!!

И такое у него лицо озабоченное.

Я выскочила, Андрей, как всегда, на корме – с биноклем.

– Ты видела? Видела? – спрашивает Андрей.

– Я не видела, – говорю. – Леня видел, а я вижу Леню, поэтому…

Тут Леня закричал:

– Фонтан! Два фонтана!!!

– Вижу!!! – кричу. – Андрей! Разве у одного кита может быть два фонтана?

– Два фонтана может быть только у двух китов! – рассудительно отвечает Андрей. – Ту блю вэйлз, – переводит он на английский суть нашего научного разговора^[3].

И, как бы откликнувшись географу Волкову, совсем близко от нашей притихшей шхуны появилась громадная и почтенная голова, покатая темная спина в пятнах, вспыхнувшая на солнце, потом острый плавник, слегка крючковатый, а через некоторое, довольно долгое время – гигантский хвост, похожий на два распростертых крыла, настолько могучих, что удара этого грозного оружия было бы довольно, чтобы разбить какое-нибудь китобойное судно в щепки.

И все это с таким звуком, вернее, сонмищем звуков, откуда-то изначально известных мне, – та канадская пленка с пением китов? Реликтовая память?

– Пфффвушщхрцффф!!!

Плюс брызги, бульканье, бурленье – на фоне острых пиков тонущего в тумане фьорда, блескучих вод, поморников, голубого льда.

– Надо же, – бормотал Леня, – как же так? Вот мы плывем, а прямо тут, под нами, плавают и живут такие огромные прекрасные животные!

– Я тебе потом расскажу про этих китов голубых, отдельно! – говорил Андрей, и глаза у него блестели каким-то ликующе-арктическим блеском. – Есть зубатые киты, усатые! Я тебе потом расскажу, а сейчас не могу. Даже кэп наш видит их второй раз, хотя бороздит эти воды много лет. В июне увидел и сейчас. Возможно, это знаешь, о чем свидетельствует? О положительной динамике роста!..

Поднимая волны по бокам и вспенивая перед собой море, медленно и плавно изгибая спины – спинной плавник появлялся, когда голова и передняя часть туловища уже скрывались под водой, – вздымая хвостовые стебли с горизонтальными лопастями хвоста, – казалось, они втягивали в себя тонны воды, после чего извергали их к небесам.