То, что принято считать патогенным, на самом деле патогномично, то есть не столько причина, сколько признак заболевания. Когда в рамках сбора анамнеза на поверхность выходят конфликты, комплексы и травмы, во многом это похоже на ситуацию с рифом, который становится видимым при отливе. Риф не причина возникновения отлива, при отливе он лишь становится видимым. Аналогичным образом анализ экфорирует, проявляет комплексы, которые, по сути, представляют собой симптомы невроза, признаки болезни. То, что в случаях конфликтов и травм речь идет о чрезмерной нагрузке, то есть, по определению Селье, о стрессе, дает нам весомый повод остерегаться распространенного заблуждения, что якобы только чрезмерная нагрузка патогенна, но не ее резкое снятие. Нагрузка, пока она дозирована и выражается, скажем, в том, что человек занят задачей, предъявляющей к нему определенные требования, может быть антипатогенной. Больше стресса, чем было в Освенциме, едва ли можно себе представить, но именно там психосоматические заболевания, которые, как считается, вызывают стресс, практически не встречались.
Дело не только в том, что комплексы не патогенны сами по себе, но и в том, что они могут быть ятрогенными. Например, Эмиль Гутхейль и Ян Эренвальд показали, что пациенты фрейдистов видят сны, связанные с эдиповым комплексом, а у пациентов, которых лечат по методу Адлера или Юнга, во сне фигурируют конфликты на почве борьбы за власть или архетипы. Мы не можем более полагаться на трактование сновидений. Как заявляют некоторые выдающиеся психоаналитики, сны часто «идут навстречу» лечащему врачу, то есть его методу трактования. «Если психоанализ оказывает терапевтический эффект, во многом это происходит за счет терапии внушения. Пациент не понимает, как проводимые врачом поиски вытесненных комплексов могут ему помочь, если ему не объяснят цель этого процесса, а объяснение он получает благодаря большой популярности основных понятий психоанализа. Следовательно, пациент, который отправился на сеанс психоанализа, уже доказал, что он увлечен его идеями и в нем уже присутствует соответствующее ожидание, имеющее аутосуггестивное действие»[26]
. «Процесс суггестии начинается еще до беседы, — подмечает М. Пфланц. — А понимание того, что почти в любой терапии в той или иной мере присутствует внушение, о котором говорил еще Стоквис, возможно, устранит предвзятость, с которой к нему относятся».Помимо фактора внушения, свою роль играет также возможность выговориться: именно она дает пациенту чувство облегчения. Нам легче переносить не только разделенное горе, но и страдание, которым мы просто поделились, о котором рассказали. Если на этот счет нужны доказательства, то его хорошо иллюстрирует следующая история. Однажды ко мне обратилась американская студентка, которая хотела поведать мне о своем страдании. Она говорила на таком яром сленге, что я не мог понять ни слова, хотя очень старался. Она продолжала изливать мне душу, и я, дабы она не заметила мое смущение, направил ее к моему американскому коллеге под предлогом того, что ей нужно сделать электрокардиограмму, и назначил ей прием на другой день. Однако она не пошла к коллеге и ко мне тоже не вернулась. Мы столкнулись с ней как-то на улице, и выяснилось, что той встречи со мной ей оказалось достаточно, чтобы разобраться с ее конфликтной ситуацией. И по сей день я понятия не имею, что привело ее ко мне!