Гумилев сын Гумилева

Тамплиеры, или храмовники (полное название – «бедные рыцари Христа и Соломонова Храма»), – духовно-рыцарский орден. Его члены помимо обычных монашеских обетов – бедности, послушания, целомудрия – принимали еще обет борьбы с неверными. Белый плащ тамплиера означал чистоту, невинность. Красный крест символизировал жертвенность, мученичество. Возможно, в символике цвета и заключен смысл. В дневнике Наталья Варбанец объясняла свое чувство к Гумилеву жалостью: «Эти два года были самоотречением в какой-то мере… Потребность служения во мне была, видимо, а он взывал о помощи».

Что-то похожее есть в воспоминаниях Эммы Герштейн: «Я жалела его и про себя называла почему-то по-французски victime (жертва)». Другой язык, но тот же смысл. И Эмма в тридцатые, и Наталья в сороковые видят в Гумилеве невинную жертву, мученика, заложника своих знаменитых родителей, своей судьбы. Это совпадает и с тем, что Цветаева – Кассандра предрекла еще в 1916 году:

Рыжий львеныш

С глазами зелеными,

Страшное наследье тебе нести!

Но были у Натальи и не столь возвышенные мотивы продолжать затянувшийся роман. В том же дневнике она замечает: «Можно найти много прелести, радости… в романах не с избранником своей жизни…» С Гумилевым было интересно. А еще ей льстило, что он сын знаменитых поэтов. М.Л. Козырева вспоминает, как они вдруг начали спорить об очень известных стихах Ахматовой. Как же погиб сероглазый король? Его муж убил? Лев сорвался с места и побежал к автомату (телефона у Птицы не было) звонить маме. Вот так просто позвонить живому классику.

Образ Птицы Лев хранил в памяти долгие годы последнего лагеря.

Из письма Льва Гумилева Наталье Варбанец 25 апреля 1955 года: «…для меня самое радостное… одна мелочь: однажды весной 47 г. я подошел к твоему окну в Библиотеке и увидел, что ты сидишь и разбираешь бумаги, нагнувшись над столом так, что был виден пробор».

Из письма Льва Гумилева Наталье Варбанец 17 января 1955 года: «Если ты меня ждешь – носи пробор – это ультиматум». Он не хотел считаться ни с течением времени, ни с женской модой. Не надо лучше, только так, как он запомнил и полюбил.

Марьяна, Гумилев, Лев Гордон называли ее Птицей. Литературовед Лидия Гинзбург – Натой, пианистка Мария Юдина – Бимкой, Бимочкой (в честь своей кошки), Василий Абросов – Наташей. Завистники и недоброжелатели в библиотеке – «товарищ Варбанец», «та самая Варбанец». Гумилев придумал для Натальи совершенно необычное имя Мумма.

Из письма Льва Гумилева Наталье Варбанец 6 марта 1955 года: «Наташу я не люблю, Птица меня приводит в отчаяние, а Мумма, увы, бывает нечасто».

Наташа – слишком обыденно, к тому же, возможно, это имя вызывало у Гумилева какие-то неприятные воспоминания. Одну из его «жен» в Туруханске звали Наташей.

Птица – красиво, но всякий раз напоминало о независимости и неверности Варбанец, так огорчавших Гумилева.

Мумма – идеал женщины, верной жены.

Из писем Льва Гумилева Наталье Варбанец зимой 1955 года:

«Ты дура, да еще непроходимая. Но это неважно, а важно кто ты: Мумма или не Мумма?»

«Я всё понял – ты Мумма, и я тебя очень люблю».

«Это писала не Мумма, а двойная доза цианистого калия».

Почему-то никто из биографов Гумилева не попытался даже предположить, откуда взялось это необычное имя. Из всех возможных вариантов, а их немного, наиболее вероятным представляется персонаж поэмы Генриха Гейне «Атта Тролль». Гумилев хорошо знал европейскую поэзию. Наталья Варбанец, с ее знанием немецкого, могла читать Гейне в оригинале.

И, наконец, еще один, возможно, самый весомый аргумент. Весной 1919 года Николай Гумилев переводил Генриха Гейне для издательства «Всемирная литература». В том числе и поэму «Атта Тролль». Тогда почти вся семья Гумилевых собралась в Петрограде, в доме 20/65 на Ивановской улице. Известно, что Николай Степанович часто читал сыну недетские стихи. Маленький Лева не только запомнил, но навсегда соединил эти стихи с памятью о семье, домашнем уюте, который могла создать Анна Ивановна Гумилева даже в чужой холодной квартире.

…Мумма,

То – супруга Атта Тролля.

Я узнал ее по блеску

Нежных, влажных глаз ее.

<…>

Мумма, Мумма, черный жемчуг,

Тот, что я в пустыне жизни

Взял и вновь в пучине жизни

Уж навеки потерял.

И кто же они, счастливые супруги? Медведь и медведица. Своеобразный юмор был у Льва Николаевича!

Ах! Как хочется еще раз

Мне лизнуть родную морду

Милой Муммы, что сладка,

Как помазанная медом.

Генрих Гейне. Атта Тролль. Перевод Н.Гумилева