Гусь

Наконец, зрители и исполнители сливаются в неповторимое, яркое и по-особому живое единство. Можно какое-то время не включаться в этот поток, продолжать думать о своём, но нельзя не сдаться нарастающему плену. Мысли, подхваченные волной музыки, сливаются, растворяясь в коллективном сознании зала. Время тормозит, высыпая искры эмоций. Последние взмахи смычка мгновенно тонут в овациях. Соединять ладони до лёгкой боли, оборачиваясь по сторонам до тех пор, пока соседи делают также. Не стать тем, кто положит начало концу аплодисментов. Бежать к сцене, дарить цветы, всматриваясь в маски. Отточенный веками механизм, вечная игра, живущая по твёрдым правилам концерта, движется к концу. Творчество, растворённое в формате публичности, достигает апогея.

Гус и Линда сели в клаер. Яркие букеты ради поддержания таинственности доставлялись домой другим транспортом.

– Тебе понравилось? – Линда томительно ждала похвалы от своего самого главного зрителя.

– Очень. Ты играла прекрасно, дорогая! – Гус обнял Линду и поцеловал её в макушку.

Он любил и принимал её такой, какая она есть. Гус снова видел в ней маленькую девочку, не наигравшуюся в игрушки, жаждущую подарков и одобрения. «Люди искренне верят в то, что возможно стать взрослым», – думал он. Но разве есть возраст у разума? Тело вырастает, взрослеет, меняется. А внутри этой внешней оболочки продолжает бормотать и осматривать себя со всех сторон нестареющий, а лишь получающий опыт разум, зачастую застревающий на каком-то уровне в спирали жизненных обстоятельств.

38

Жаф буквально запрыгнул в кабинет главреда, источая победную улыбку.

– Фу! – главред замахал руками. – Жаф! Да от тебя за версту несёт перегаром.

Обросший недельной щетиной журналист предстал перед главредом в пальто с торчавшим из рукава красным шарфом. Протягивая отпечатанные листки шефу, он хитро улыбался.

– Жаф, что это?

– Новость, шеф! Новость-бомба, которая взорвёт Аскерию! Как просили, для свежего номера «Аскерийских новостей».

– Жафчик! – улыбка главреда потекла к двинувшимся ей навстречу большим ушам. – Я сейчас прочитаю! А ты иди, приведи себя в порядок.

– Приведу, приведу! У вас похмелиться не найдётся? Для расширения сосудов, так сказать, – взмолился Жаф.

Главред покачал головой, вздохнул и достал из сейфа бутылку коньяка. Незамедлительно полстакана спасительного напитка приветливо булькнули в желудок журналиста.

– Вы читайте, шеф! А я прикорну чуток. А то я всю ночь не спал после спецзадания.

Жаф по-свойски лёг на диван, стоящий в углу кабинета, и, завернувшись в пальто, через пару минут захрапел.

Глаза главреда уже привычно неслись по тексту, оценивая материал.

«Самый живой из нас!» – гласил заголовок.

«Мы похоронили его. Мы оплакивали его смерть. Наши сердца рвались от горя. Он стал нашим символом, флагом рыдающей Аскерии. Мы слагали о нём песни, посвящали ему стихи. Мы увековечили память о нём в золотом постаменте. Каждый аскериец где-то в глубине души теплил надежду на его возвращение. Какова стала бы наша жизнь, если бы говорящий гусь не умер? Аскерийцы! Он не просто с нами! Он среди нас! Произошла чудовищная ошибка! В земле лежит обыкновенный гусь. Мы похоронили не того! Блестящий, талантливый учёный Аскерии Керси ввёл гусю человеческий ген. И птица не просто заговорила, она превратилась в человека! Наш герой, символ Аскерии – человек! Ищите его! Разглядите его в своих соседях, незнакомцах, просто проходящих мимо людях. Он необходим каждому, он нужен всем нам! Аскерия обрела новое счастье, найдите его!»

– Шеф, ещё материалы будут? – в дверь просунулась белобрысая голова ответственного верстальщика.

– Жди! – зашипел главред. – Я сказал, жди!

– Понял, понял, – голова исчезла, бесшумно прикрыв дверь.

– Жаф! – главред начал тормошить за плечо журналиста. – Жаф! Просыпайся!

– Зачем же так в ухо орать? – журналист сел, разлепляя глаза.

– Это очередная утка? Нас за это там, – главред поднял глаза к потолку, – по головке не погладят!

– Да какая же это утка? Официальное… почти официальное, – поправился Жаф, – интервью с доктором Керси. Шеф, юридически всё чисто! И научно подтверждено, – заверил Жаф, вытаскивая помятые бумаги с расчётами Керси.

Быстро просмотрев формулы, главред аккуратно расправил листы и спрятал в сейф.

– В номер! – заорал главред, поблескивая глазами. – Есть бомба! Жафчик, ты – гений!

– Погаверите ручку, шеф! – журналист протянул ладонь. – Гениальность Жафа требует материальной подпитки.

– Будет тебе подпитка! – успокоил его главред, попутно давая задание верстальщикам. – Мы, Жафчик, заживём теперь по-новому!

– Не вдохновляйте меня, шеф. Лучше помогите гаверами!

Журналист снова улёгся, водружая ноги в грязных ботинках на диван.

– Ну и свинья же ты, Жаф! – скривился главред. – Весь диван ухрюкал.

– Может я и свинья, шеф, но золотая свинья. Притом преданная вам до глубины души! – сонно пробормотал журналист, и его лёгкий храп воцарился в кабинете главреда.

39