Тем временем московское радио уже пело о парижских бульварах на французском языке голосом Ива Монтана, а вскоре и сам Монтан давал концерты в переполненных залах советских городов. В Москве открылась выставка Пикассо, очередь на нее тянулась на несколько кварталов. На Мосфильме шли съемки фильма Калатозова «Летят журавли», которому через год предстояло получить Золотую пальмовую ветвь в Каннах. В Центральном детском театре режиссер Анатолий Эфрос поставил пьесу Розова «В добрый час» – и тем самым начал «свой неравный бой с помпезным, липовым, мертвым искусством, которое его окружало», как писал один критик.
Началась оттепель в соцстранах. Польский поэт Антон Слонимский заявил на официальном заседании польского Совета по культуре и искусству: «Мы должны вернуть словам смысл и честность, очистить дорогу от всей мифологии эпохи страха». В октябре началась Венгерская антисоветская революция. Сильный антисемитский компонент сделал ее малопривлекательной для советских диссидентов, а ее жестокое подавление советскими танками, названное в западной прессе «самым масштабным массовым убийством в Европе второй половины ХХ века», не вызвало у советской интеллигенции серьезного протеста.
На фоне всех этих драматических событий Зиновий Паперный дал почитать свою пародию на типичную советскую пьесу другу по ИФЛИ и «Литературной газете», партнеру по теннису, заместителю главного редактора журнала «Театр» Аркадию Анастасьеву. Происходит неожиданное:
– Давай я ее напечатаю в журнале, – говорит Анастасьев.
– Ты это серьезно? – говорит отец.
– Абсолютно, – отвечает Аркадий.
Это, возможно, не самая смешная из пародий отца. Не исключено, что, прочитав ее, сегодняшний читатель скажет: где тут крамола, и вообще – о чем сыр-бор? Но надо понимать контекст. Воспользовавшись замешательством цензоров, не успевших получить новые инструкции в свете речи Хрущева, Анастасьев совершает сенсационный поступок – публикует по существу антисоветскую пародию[15]
.Тут начинается самое интересное. Министр культуры Николай Михайлов (незаконченное высшее образование, начал карьеру чернорабочим на заводе «Серп и молот») приходит в ярость и называет пародию «критикой, граничащей с пошлостью». Это серьезное обвинение, надо помнить, что произошло с Михаилом Зощенко: когда в его произведениях обнаружили «пошлость», много лет он буквально голодал. Но в 1956-м джинн уже был выпущен из бутылки. Анастасьев и Паперный закусили удила. Журнал «Театр», находящийся в ведении Министерства культуры, публикует ответ Паперного министру культуры СССР[16]
:«Этот отзыв, лишенный какой бы то ни было аргументации, вызывает у меня недоумение. Что же именно так не понравилось министру культуры? Правда, в пародии есть строки, направленные непосредственно в его адрес. Естественно, однако, предположить, что министр обиделся не за себя, а за всю нашу драматургию. Но ведь скромная моя пародия направлена не против современной драматургии, а против тех драматических штампов, которых еще так много на нашей сцене. Даже неловко об этом говорить, но вот приходится. В конце концов дело не в пародии – ее достоинствами я не обольщаюсь. Тревожит другое. Мы много говорим сегодня о необходимости развивать сатиру. Но отзыв (чтобы не сказать окрик) Н. А. Михайлова – не слишком вдохновляющий факт для тех, кто хотел бы попробовать свои силы в этой области».
Это безусловно смелый поступок, особенно для члена КПСС, но в письме Паперный говорит с министром на его языке, языке партийных постановлений («необходимость развивать сатиру»). Это, возможно, тактически правильно, но полностью искажает смысл пародии, объект которой – вся советская «мифология страха», о которой говорил Антон Слонимский.
В своей последней пародии «Чего же он кочет?» Зиновий Паперный уже полностью поднимает забрало и говорит о самом запретном:
– Был тридцать седьмой год?
– Не был, сынок. Но будет.
Здесь отец как бы просит: «Исключите меня уже, наконец, из вашей партии!»
Его просьбу удовлетворили.
История одной пародии
В 1969 году в журнале «Октябрь» появился роман Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?». Откровенно говоря, не чувствую сейчас большой охоты вступать с автором в запоздалую полемику. Но о некоторых мотивах и тенденциях этого произведения, вышедшего в 1976 году в Минске отдельным изданием, хотя бы вкратце сказать все-таки нужно – иначе не будет понятно все дальнейшее.
В центре романа – писатель Василий Петрович Булатов. Каждая его новая книга «издается громадным тиражом, и все равно ее не купишь». Однако противники называют его «догматиком до мозга костей» и «сталинистом».