Hungary’s Cold War

К моменту следующего саммита "большой тройки" в Ялте в феврале 1945 года Красная армия заняла большую часть Восточно-Центральной Европы, а советские войска находились всего в шестидесяти пяти километрах от Берлина. На встрече в Крыму было заключено еще одно негласное соглашение по поводу этого региона, однако теперь уступка была сделана Советами официально: Рузвельт и Черчилль довольствовались тем, что Сталин подписал Декларацию об освобожденной Европе, в которой "большая тройка" обязывалась содействовать проведению свободных демократических выборов во всей Восточно-Центральной Европе после войны, но без каких-либо сроков, а западные партнеры не требовали никаких гарантий. Таким образом, они могли представить совместное заявление союзников как большую победу перед западной общественностью, обеспокоенной зарождающимся советским доминированием в регионе, заверив письменное согласие Сталина на демократическое развитие региона. Этот поступок скорее напоминал уверенное размахивание Чемберленом Мюнхенским соглашением в аэропорту по прибытии в Лондон в сентябре 1938 года, благодаря которому он якобы спас мир. С советской стороны Сталин мог спокойно подписать документ, поскольку предыдущий опыт подсказывал ему, что США и Великобритания проявят гибкость в решении этого вопроса. В сентябре 1941 года он также подписал Атлантическую хартию, недвусмысленно заявив, что подписавшие ее стороны не будут стремиться к территориальным приобретениям во время и после войны, но всего три месяца спустя заявил министру иностранных дел Великобритании Идену, что предварительным условием советско-британского военного договора для Москвы является принятие границ Советского Союза 1941 года.⁸ Они включали в себя большие территории, отобранные у Финляндии, Польши и Румынии в 1939-40 годах, а также включение трех балтийских государств - Эстонии, Латвии и Литвы - в 1940 году. Хотя Великобритания и Соединенные Штаты некоторое время сопротивлялись этим претензиям, к моменту Ялтинской конференции они согласились со всеми из них, а также с передачей Советскому Союзу северной части Восточной Пруссии.

В то же время лидеры западных великих держав прекрасно понимали, что если советский лидер не выполнит свое обещание о свободных выборах, то у них не будет никаких средств заставить его выполнить декларацию - и Сталин знал об этом, и они знали, что Сталин знает. Это понимание опять же основывалось на реалистичной оценке ситуации; таким образом, политическая судьба восточно-центральноевропейского региона определялась жесткими военными фактами на местах, а не какими-то тайными пактами между великими державами.

В этих условиях западные державы оказались перед мучительной дилеммой: они могли либо признать последние советские завоевания, либо, не имея альтернативного решения, попытаться заставить Советы вернуться в свои первоначальные границы. Вторая мировая война еще не закончилась, и начинать третью было последним, что требовалось в тот момент Соединенным Штатам и смертельно ослабленной Великобритании (не говоря уже о Франции, роль которой в политике великих держав в те годы была менее чем номинальной). Таким образом, можно согласиться с оценкой Марка Крамера: "Задолго до окончания боевых действий у советских руководителей было много причин сделать вывод - точный, как показали последующие события, - что западные страны в конечном итоге не будут представлять серьезной проблемы для установления и укрепления советской военно-политической гегемонии в Восточной Европе."