И Эльборус на юге...

В этом-то разгульном духе и выдержаны юнкерские сочинения Лермонтова. Вот как они появились.

«Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно рукописный. Все согласились <...> Журнал должен был выходить один раз в неделю, по средам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся в наших каморах. Желавший мог оставаться неизвестным. По средам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько <...> В них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда большею частью не совсем скромных и не подлежащих печати, как, например, «Уланша» <...> и другие. «Уланша» была любимым стихотворением юнкеров <...> Надо сказать, что юнкерский эскадрон, в котором мы находились, был разделен на четыре отделения: два тяжелой кавалерии, то есть кирасирские, и два легкой — уланское и гусарское. Уланское отделение <...> было самое шумное и шаловливое. Этих-то улан Лермонтов воспел, описав их ночлег в деревне Ижорке, близ Стрельны, при переходе из Петербурга в Петергофский лагерь»[110].

Главный герой «Уланши» — Николай Поливанов. Но это уже не романтический москвич, томно вздыхающий вослед другу о том, что они созданы не для света, а бравый юнкер «Лафа»:

Идет наш пестрый эскадрон Шумящей, пьяною толпою;Повес усталых клонит сон;Уж. поздно;— темной синевою Покрылось небо... день угас;Повесы ропщут <....>Но вот Ижорка, слава богу,Пора раскланяться с конем.

Как должно вышел на дорогу Улан с завернутым значком.Он по квартирам важно, чинно Повел начальников с собой,Хоть, признаюся, запах винный Изобличал его порой...Но без вина, что жизнь улана?Его душа на дне стакана,И кто два раза в день не пьян,Тот, извините,— не улан!Скажу вам имя квартирьера:То был Лафа, буян лихой,С чьей молодецкой головой

Ни доппель-кюмель, ни мадера,Ни даже шумное аи Ни разу сладить не могли;Его коричневая кожа Была в сияющих угрях И словом все: походка, рожа На сердце наводили страх.Надвинув шапку на затылок Идет он... все гремит на нем,Как дюжина пустых бутылок Толкаясь в ящике большом.Шумя как бес он в избу входит,

Шинель скользя валится с плеч,Глазами вкруг он косо водит И мнит, что видит сотню свеч.Всего одна в избе лучина!Треща пред ним горит она;Но что за дивная картина Ее лучом озарена!Сквозь дым волшебный, дым табачный Блистают лица юнкеров,Их речи пьяны, взоры страшны!Кто в сбруе весь <...>Пируют — в их кругу туманном Дубовый стол и ковш на нем

И пунш в ушате деревянном Пылает синим огоньком <...>[111].

В конце 1834 года юнкера были выпущены корнетами в гвардию: Лермонтов в гусары, Поливанов в уланы. «Несмотря потом на различие полков, в которых они служили, они постоянно между собой виделись и друг от друга никогда не имели никакой тайны»[112].

Н. И. Поливанов — корнет лейб-гвардии Уланского полка. 1837. Фоторепродукция. ИРЛИ. Ленинград. Утерянный оригинал представлял собой, вероятно, акварельный автопортрет.

Н. И. Поливанов. Перестрелка с горцами. «Николаевский...» Рисунок. Литературный музей. Москва. Приписывался М. Ю. Лермонтову.

Н. И. Поливанов. «Николаевский лагерь. 16 июня 1836 г.» Рисунок. Ульяновский областной художественный музей (далее: УХМ). Публикуется впервые.

Кто же автор акварели?

Итак, рисунки Лермонтова вполне могли оказаться в поливановском доме. Но — столь долго оставаться неизвестными?..