И опять Пожарский 6

Дмитрий Михайлович отмахнулся тогда, не может такого на Руси быть. И вот сейчас он держал в руках письма и все они говорили, что немчин прав. Первое было от Государя. Короткое было письмецо. Благодарил Михаил Фёдорович Великого герцога за бескровную почти победу под Ригой и взятие города, а заодно сообщал, что избран он в Боярскую думу думным боярином, более того, так как Великий герцог по чину выше князя, то теперь Дмитрий Михайлович товарищ главы Думы князя Воротынского. Что ж, новость хорошая. Сильно обижался Пожарский, что после всех его побед и прочих дел во славу Государства и Государя обходят его на выборах на освобождающиеся места в Думе. Вот теперь сподобился, да ещё товарищем главы Думы стал. Только вот вряд ли сможет он заседать в Передней палате Кремля. Дел в герцогстве невпроворот. Не до Москвы. Как бы ни хотелось. Да теперь уже перегорело, сильно и не тянет, как Петруша говорит: «Работу надо работать, а не штаны протирать по лавкам». Есть чем заняться в Лифляндии, а теперь если Рига, Дерпт, Венден и Динабург войдут в Великое герцогство, то и не герцогство совсем получится, а целое королевство. Ну, да что заранее пугаться. Дожить надо.

Второе письмецо было от Авраамия Палицына. И опять всё в цвет пророчеству Иоганна Кеплера. Бывший келарь Авраамий Палицын немало потрудился, чтобы возвеличить себя, возвысить дело Трубецкого, унизить дело ополчения Пожарского и Минина. Лжец и обманщик, опричь того – изменник! Сослали Авраамия в Соловки, а он, как пёс, все лает. Ведь человек, не знающий смысла слова, которое он произносит, похож на собаку, лающую на ветер, а умная собака не лает напрасно, а подаёт весть хозяину. Только безумный пёс, слыша издалека шум ветра, лает всю ночь… А как он там, на Соловках? Осознал, вот пишет, вины свои. Хотелось в то верить. Только почему-то казалось Дмитрию Михайловичу, что и тут не обошлось без Петруши и Дмитрия Пожарского Лопаты. Ведь стакнулись они во время шведской войны. Может, думает Авраамий, что покаявшись перед князем Пожарским, заслужит прошения у патриарха и императора. Что ж, в двенадцатом годе зело помог келарь, способствовал объединению сил Руси для отпора ляхов и самозванцев. Но никаких действия предпринимать Дмитрий Михайлович не собирался, тёмный человек. Брехливый. Да и не ему судьбу монаха решать, есть патриарх Филарет.

Третье письмо было от совсем уж неожиданного человека. Писал судия Поместного приказа князь Андрей Васильевич Жекла-Сицкий. Вот уж этот боярин точно никогда другом не был Пожарскому. А тут письмецо, да ещё, с какой весточкой необычной: князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой, не так давно назначенный наместником в Сибирь в Тобол, скончался там же. Понятно, что это скорее ссылка, чем назначение. И вор Заруцкий, и Трубецкой – две ягоды гнилые с чужого поля. Злодею Трубецкому пожаловали Вагу – сию богатейшую область, принадлежавшую царю Борису Годунову, а он вот взял да помер. Хитро поступил. Дмитрий Михайлович добреньким не был. Не понятен ему был пример из писания о подставлении второй щёки. Хоть убей, не понятен. Тем не менее, он помнил об письме, что взяли бояре, когда Михайло Романов шёл на царство… «чтоб быть Государю нежестоким и неопальчивым, без суда и без вины никого не казнить и мыслить о всяких делах с боярами и думными людьми сообща, а без их ведома и тайно и явно никаких дел не делати». Михаил тогда крест целовал боярам на том, чтобы никого из них, вельможных и боярских родов, не казнить ни за какое преступление, а только ссылать в заточение, коль провинятся. Обещания и тем более клятвы надо держать. Да и прав Петруша, что толку с мёртвого. А так смотришь, земля сибирская да городки на Урал камне потихоньку заселяются. Сколько уже князей да бояр опальных туда перебралось и не одни ведь едут и не только с чадами и домочадцами, но и холопов с собою везут, те промыслы налаживают, землицу пашут, детей рожают. То польза большая для Руси.

Много обид претерпел Дмитрий Михайлович после избрания Михайлы Романова на престол. Известно, не Козьму Минина и не стольника Пожарского на радостях венчания на царство пожаловал царь, а двоюродного брата – Ивана Борисовича Черкасского, службы которого не было и в помине. Пожаловали Шереметева, женатого на Ирине Борисовне Черкасской, двоюродной сестре царя. Да ведь и при других Государях не слаще было. И дед его был оклеветан и сослан не по делу в Нижний Новгород при Грозном. Отец Михайло ходил с войсками Грозного под Астрахань, ходил в Казань. С татарами рубился. Сам он служил Борису Годунову да с матушкой своей Марьей, из-за царевны Ксении да матушки боярина Лыкова Марьи Лыковой, из-за места при царском дворе, попали в опалу. При Шуйском Дмитрия Михайловича не приметили и не приветили. А при царе Михайле впал он от бояр в опалу. Митькой–холопом величали.