И подымется рука... Повесть о Петре Алексееве

Лаврову недавно исполнилось пятьдесят, и он выглядел человеком своего возраста. Густые усы закрывали всю верхнюю часть его рта, подбородок был чисто выбрит. Косой пробор на две неравные части делил его слегка волнистые волосы. Опущенные брови сообщали лицу выражение глубокой сосредоточенности. Огромный лоб был открыт. Широкий галстук под двубортным жилетом был повязан с изящной небрежностью и вместе с тем тщательно.

— Друзья, — сказал он, обратившись к публике. — Сегодня я испытываю некоторое смущение, потому что в прошлый раз вы просили меня поделиться с вами опытом моего личного участия в исторической Парижской Коммуне марта 1871 года. Смущение мое вызвано тем, что мне приходится говорить о себе самом, о моих работах. Это всегда ставит в неловкое положение говорящего. Но вам известно, что мне уже приходилось писать о роли критически мыслящей личности в истории общественного движения и в революции. Я уже рассказывал вам о том, что произошло в Париже в марте 1871 года, когда была провозглашена Коммуна. Я был, естественно, движим горячим сочувствием к Коммуне и поэтому счел необходимым обратиться к гражданам Франции от себя лично с письмом. Письмо это или обращение начиналось словами: «Граждане, я во Франции чужестранец, но я член Интернационала и полностью сочувствую социальному движению, представленному Парижской Коммуной».

Вы знаете, господа, что в феврале 1870 года я бежал из вологодской ссылки с помощью известного всем вам героического революционера Германа Лопатина. В начале марта того же года я прибыл в Париж. А в сентябре оказался свидетелем провозглашения Французской республики. Я видел, как революционная толпа срывала и топтала орлов империи, я был счастлив тем, что совершалось перед моими глазами во Франции, но мысли мои были обращены к нашей несчастной России, и во имя будущей революции в нашей стране я в меру своих сил и знаний отдался делу Коммуны.

Я познакомлю вас с текстом прокламации, начатой мною почти за два месяца до провозглашения Коммуны —15 января 1871 года. Написана она по-французски, но я переведу ее на русский язык, так как знаю, что не все здесь присутствующие хорошо им владеют. Прокламация частично введет вас в общий курс настроений, охвативших известную часть парижан в канун Коммуны.

Лавров не спеша извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги.

— Прокламация называется «За дело!». Я читаю ее: «За дело трудящихся! За дело, братья по Интернационалу! За дело! Ваше дело — это воцарение истины и справедливости. Ваше дело — это братство всех тружеников на земле. Ваше дело — это борьба до последнего против всех паразитов общества, против всех эксплуатирующих чужой труд…

Рабы боролись против господ, подчинявших их своей воле и награждавших лишь ударами. Подданные боролись против государей, против произвола и невежества, против безжалостных законов, объединяясь в кровопролитных восстаниях. Ученые боролись против отупляющей догматики религий, познавая постепенно вечные законы природы, ища понимания законов общественной жизни. Бедные боролись против богатых с дерзостью разбойников, с самоотверженностью нищих, с упорством батраков.

Настал день, когда над человечеством воссиял великий девиз французской республики «Свобода, равенство, братство». Это было много в условиях старого мира — мира рабства, иерархии, ненависти, но это была лишь заря царства истины и справедливости. Истинный смысл великого девиза французской республики оказалось возможным извратить. Его удалось использовать против трудящихся, как и всякие общие формулы, известные в истории.

Можно ли назвать истинной свободой свободу использовать свои силы для угнетения себе подобных, свободу наслаждаться всякими удовольствиями среди страдающей толпы, свободу эксплуатировать других людей?

Не обманом ли является равенство перед законом, когда эти законы составляются меньшинством, а основная масса людей не имеет ни досуга, ни физической возможности воздействовать на законодательство?

Разве может эксплуататор быть братом эксплуатируемого? Можно ли того, кто присваивает себе плоды труда тысяч, назвать братом несчастных, умирающих с голоду?

Предстоит добиться истинной свободы, истинного равенства, истинного братства. Дело перед нами, оно ждет… За дело же, труженики! За дело, братья по Интернационалу!»

Лавров кончил читать прокламацию, аккуратно сложил лист бумаги и сунул его в карман.

— Как видите, русский революционер-эмигрант в Париже в дни Коммуны и даже в дни, ей предшествовавшие, более всего надеялся на голодных и бесправных трудящихся, призывая их бороться с классом эксплуататоров и паразитов. Но есть ли здесь противоречие с тем, что тот же революционер писал о роли критически мыслящей личности, о необходимости научной подготовки для вступления на общественно-революционную арену? Отнюдь нет. Ведь во главе движения должны стать члены Интернационала — люди, для этого вполне подготовленные. Они-то и примутся за создание справедливой жизни и справедливой организации общества.