И приходит ночь

У нее все еще болело тело, но внутри… Она чувствовала магию. Окрыленная надеждой, Рен направила энергию и увидела, как под ее кожей слабо проступает серебряная паутина. Она сжала кулак, прерывисто вздохнув с облегчением.

– Ты проснулась.

Рен, вздрогнув, повернулась к двери. Уна сжимала в руках букет поникших лилий, оранжево-розовых звездочек с ярко-желтыми пятнами. Она поставила букет в одну из пустых ваз на ночном столике. Композиция была незатейливой – и более привлекательной в своей простоте. Рен перевела затуманенный взгляд на лицо Уны, когда та села. Ее волосы были собраны в свободную косу на затылке, обнажая неровный шрам, пересекавший горло, как ошейник – или, может быть, ожерелье, учитывая, с какой гордостью Уна носила его.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Рен сжала пальцы, позволив сиянию магии слабо замерцать в солнечном свете.

– Чудесно, учитывая все обстоятельства.

– Королева приводила сюда целителей днем и ночью.

– Ох. – Рен опустила глаза в пол. Такой доброты она не ожидала. Целители обычно не лечили несмертельные раны в рамках неотложной помощи. – Понятно.

Никто их них, казалось, не знал, что еще сказать.

Уна беспомощно взглянула на еще один букет у постели.

– Они выглядят лучше, чем те, что принесла я.

Этого было достаточно, чтобы Рен сломалась. Без предисловий она заплакала.

– Как ты узнала, что это мои любимые?

Уна простонала:

– Пожалуйста, не плачь. Я понятия не имею, что делать в таких ситуациях.

– Богиня небесная. – Рен хихикнула. – Просто сядь рядом. Или обними меня.

– Я сяду. – Уна сочувственно протянула ей платок, который вытащила из нагрудного кармана. Он повис между ними, как белый флаг капитуляции.

Пока Рен приходила в себя и вытирала слезы, Уна рассказала ей, что произошло, пока она была без сознания. Благодаря доказательствам, предоставленным на парламентских слушаниях, Уна и Рен были помилованы за все вменяемые им преступления. К ночи Весрия послала свою сдержанную благодарность за то, что они избавились от похитителя солдат – и за то, что Хэла не казнили. Пресса, по-видимому, была поглощена политической драмой последних нескольких дней, так как больше в газетах почти ничего не печатали.

– Значит, это в самом деле конец, – заключила Рен.

– Да. – Уна присела на край кровати. Тишина опустилась на них, мягкая, как снежное одеяло. – Я так рада, что ты в порядке.

– Вы становитесь сентиментальной по отношению ко мне, капитан Драйден?

– Нет. – Уна бросила на нее предупреждающий взгляд. – Я просто волновалась, что у меня не будет шанса извиниться перед тобой как следует.

– За что?

– За попытку изменить тебя. – Уна заправила выбившуюся прядь волос за ухо. – Все это время я думала, что защищаю тебя, говоря стать жестче, холоднее. Мир – не самое доброе место, и я…

– Я знаю, Уна. – Рен положила руку ей на плечо. – Ты хотела как лучше.

– Разве? Я была плохим командиром для тебя. И ужасной подругой.

– Не говори так. Сейчас меня это совершенно не волнует.

– Я плохо веду подобные беседы, – пробурчала Уна. – Ты позволишь мне закончить?

– Ты прощена. Счастлива?

– Да. – Уна улыбнулась – одной из редких дружелюбных улыбок. – Я счастлива.

Рен положила голову ей на плечо. В первый раз за столько времени Уна позволила ей это сделать.

– Я тоже.

И несмотря ни на что – ужасные, пропитанные дождем воспоминания о той ночи и пробирающий до костей холод, от которого она все еще не могла избавиться, – она сказала правду. Магия струилась по ее венам, солнечный свет заливал комнату, Уна сидела рядом. Больше она ничего не могла желать. Ничего, кроме…

– Я должна тебе кое о чем рассказать, – произнесла Уна. – Насчет Кавендиша.

Ох. Ее голос прозвучал так мрачно.

– Что такое?

– Парламент отказался помиловать его. Лучший компромисс, на который смогла пойти королева, – отправить его домой и запретить ему въезд в страну.

Сердце Рен пропустило удар. Значит, было уже слишком поздно дать ему свой ответ. Он уехал.

Она выдавила улыбку.

– Отлично.

– Разве?

– Конечно. Я рада, что он отправится домой. Теперь все может вернуться в нормальное русло. Почему же мне не быть счастливой?

– Потому что ты беспокоишься о нем.

– Я влюблена в него.

Богиня, она такая глупая. Сказать об этом вслух – все равно что вскрыть незажившую рану. Слезы снова собрались на глазах, но она долго и ровно дышала, пока не утихло самое страшное. Она не могла плакать из-за этого. С самого начала она знала, что их отношения не продлятся долго. Даже без войны, которая разделила бы их, у каждого из них были обязанности, от которых они не могли отказаться. Она должна была дорожить тем, что у них было, а не цепляться за то, что могло бы быть.

– Я так и не призналась ему в этом.

– Это печально. – Уна произнесла это так категорично, так неловко, что Рен захотелось рассмеяться.

– Возможно. Но я переживу это.

– Естественно. Он просто парень. – Уна скрестила руки на груди. – Есть еще кое-что.

– Еще? Имей хоть немного жалости к моему хрупкому душевному равновесию.

– Твоя… тетя здесь.

– Ох. – Поток эмоций при слове «тетя» был ошеломляющим.