И приходит ночь

Рен работала в сосредоточенном молчании. Окно холодило ее спину, на лбу выступили капельки пота. Глаз – одна из самых тонких и сложных структур для лечения. Его изношенная фола обвивалась вокруг кровеносных сосудов – Рен убила бы его, если бы случайно задела их; встраивалась в мышцы, соединяющие склеру и зрительный нерв, пересекала конъюнктиву. Одно неверное движение, и Хэл лишится глаз навсегда. Потребовалась вся ее энергия, чтобы соединить проводящие пути и успокоить воспаленные ткани.

Напряжение, из-за которого он сводил брови вместе и сжимал челюсть, начало спадать. Она исправляла повреждения до тех пор, пока ее пальцы не задрожали слишком сильно. Энергия хлынула из ее рук, а затем вспыхнула, как пламя на фитиле. Нужно было сделать еще так много, чтобы полностью восстановить его зрение. Боль от жажды сделать больше почти перевешивала боль от собственной слабеющей фолы.

Кончики ее пальцев все еще лежали на его висках, прямо напротив мягкого биения височного пульса. Хэл открыл глаза, протянул руку и обхватил ее запястье. Мог ли он чувствовать биение ее сердца – как оно подскочило от его прикосновения?

Его большой палец скользнул вверх, лаская ее ладонь.

– Ты вымотана.

Серебряное свечение ее магии вспыхнуло еще раз и погасло. Темнота накрыла их.

– Мне жаль. – Ее лицо вспыхнуло от стыда. – Похоже, это все, что я могу сейчас сделать. Ты сможешь использовать их один раз, может быть, два.

– Одного раза должно быть достаточно. – Хэл не отпустил ее руку. Он изучал каждую черточку ее лица из-под ресниц, как будто она была произведением искусства. Она не могла вспомнить, когда на нее так смотрели в последний раз.

Как будто она была красивой.

Нервы скрутили желудок в узел, но страстное желание придало смелости. Позволит ли он ей это сделать? Медленно, неуверенно она направила его руку вверх и приложила к своей щеке. Она прижалась губами к тыльной стороне его ладони – он не пошевелился и не отстранился. Тогда она подобрала юбки и опустила колено на стул рядом с его бедром.

– Рен. – В его голосе звучала невыносимая мука, даже когда он положил руку ей на бедро. – Мы не можем.

Это было более саморазрушительным, более эгоистичным, чем все, что она делала раньше. Логика и столетия кровавых войн между Дану и Весрией запрещали это. Завтра вечером судьба их стран зависела от их успеха. Если у них все получится, они заключат мир. А если нет… В любом случае они не смогут быть вместе. Желание обладать им в конце концов не приведет ни к чему, кроме опустошения. Они оба знали это. Но его глаза потемнели, и Рен была бессильна против их притяжения. Даже с небольшим количеством магии они были оружием.

Рен никогда не сможет быть вместе с Хэлом, и, если завтра они могут потерпеть неудачу, почему бы не воспользоваться этим моментом? Может быть, хотя бы на сегодня они смогут забыть, что являются солдатами разных сторон поля боя. На одну ночь они смогут отложить все в сторону и побыть просто Хэлом и Рен. Ни больше ни меньше.

Она чувствовала себя маленьким ребенком, но все равно прошептала:

– Я знаю. Но я хочу этого. Только в этот раз.

Хэл наклонился и уткнулся носом в изгиб ее шеи. Его вздох был явной капитуляцией.

– Только в этот раз.

Ее тело немедленно отреагировало на прикосновение его губ. Прилив страха от собственной искренности и жар, пульсирующий внутри. Только в этот раз ей захотелось побежать навстречу тому, что пугало. Она устроилась у него на коленях. Ни один из них не дышал. Теперь между ними не было пространства, сердце прижималось к бешено бьющемуся сердцу другого. Сказать было нечего, поэтому она обхватила его подбородок обеими руками и прижалась губами к его губам.

Звук, сорвавшийся с его губ, мог принадлежать человеку, который познал либо отпущение всех грехов, либо проклятие. Его губы были удивительно мягкими – совсем не такими, как она ожидала, – но щетина царапала ее подбородок. Новизна этого ощущения заставила ее вздрогнуть. Его вкус напоминал темно-красное вино. Или лесную землянику.

Его руки проложили дорожку от ее бедер к талии, вверх по изгибам грудной клетки. Он прикасался к ней так, словно хотел подольше насладиться этим, медленно сводя с ума. Каждый поцелуй, каждое прикосновение запутывали ее мысли в клубок чистой страсти. Она была в равной степени растеряна и уверена, когда возилась с его галстуком, пока он не развязался, когда запустила пальцы в его волосы.

Было больно от того, насколько приятно все это ощущалось. Его губы, прижатые к ее губам. Сильное давление его тела на ее. Она отдалась буре своих эмоций, вместо того чтобы бороться. Осталась, вместо того чтобы бежать.

Хэл Кавендиш, который прижимал сейчас ее к себе так, словно умрет, если она ускользнет, не был чудовищем. Она хотела цепляться за эту его версию – свою версию – и никогда не отпускать ее.