И развеется пеплом сердце моё…

– Не знаю…, не знаю, Гриш, – ответил Степан. – По-моему, сейчас у неё только работа в голове… Хотя… Она стала очень скрытной.

– Я не знаю…, что произошло со мной, брат. Какое-то озарение. Чаяна вдохнула в меня жизнь, понимаешь? Она напомнила то том, что я потерял по собственной вине. По своей глупости… – говорил Гриша, глядя в унылую серость окна. – Да, я влюблён в неё… Не помню точно, когда это проявилось… Это вошло в меня, как яд замедленного действия… Она – это мой дивный сон, посреди серости и безнадёжности… Ты прав, она убийственно, жестоко, душераздирающе красива. Иногда мне больно смотреть на её изображения… Словно богиня… Ты прав, брат… У меня горит сердце…

Степан вздохнул.

– Я понимаю тебя, но… я бы не тешил себя иллюзиями относительно Чаяны Шеманки. Это не та наивная девочка, которая ползала у тебя в ногах. Это – уже женщина, тайная и явная страсть тысяч мужчин, успешная актриса, вставшая на звёздный путь.

– Я знаю все это, и понимаю…, -ответил Гриша. – Но, ты сказал, что она ни с кем не встречается… Может…

– Что может? Не будь наивным, Гриша! Неужели ты думаешь, что она не забыла тебя?

– А ты докажи обратное! – ответил Григорий. – Ведь никто не знает, что по-настоящему, творится у неё в душе! По большому счету, прошло не так много времени…

– Но ведь ты её унизил тогда, отказавшись от неё публично! Ты забыл, как разлетелось это видео по интернету?

– Степан, Степан… стой! Тогда мы были детьми! Я был так молод, а она – совсем ещё ребёнок! Наверняка, она уже все забыла!

– Разве такое забывается? Я не уверен… , – ответил Степан.

Чем больше Гриша увлекался этим разговором, тем больше у него блестели глаза.

– Она хотела отдаться мне…, – сказал Гриша вдохновенно. – Представляешь, на своё шестнадцатилетние. Я уверен, что она до сих пор девственница!

От собственных мыслей у Гриши перехватило дыхание. – О, брат мой! Я попытаюсь вернуть её себе! Я верну все, что принадлежало мне! – повторил Гриша слова, сказанные жене.

Степан как-то жалостливо посмотрел на брата, но ничего не сказал. Он похлопал его по спине, а затем, по-отечески, погладил.

– Мне нужно идти, – сказал он.

Он вышел в коридор и стал одеваться.

– Ты, все-таки, разберись, что тебе нужно больше – поиметь Чаяну Шеманку или найти себя в профессии! – обратился он к Грише.

– Мне нужно, брат, возвратиться в профессию и вернуть себе женщину, которая определена мне судьбой! – крикнул он вслед уходящему брату.

Григорий закрыл входную дверь. Вошёл обратно в комнату. Закурил сигарету и сел на кресло. Начинало смеркаться. Он смотрел на розовеющий горизонт неба, покрытого синими облаками.

– Завтра будет хорошая погода! – произнёс Григорий вслух.

4

Находясь в Москве, Гриша чувствовал себя необычайно счастливым. Несмотря на то, что он был все ещё без работы, с ограниченными средствами, именно здесь, он задышал полной грудью, как ему казалось…

Он прогуливался по просыпающемуся от зимней спячки, городу, ловя пока ещё редкие лучи тёплого солнца. Он шёл и улыбался, думая о Ней. Он радовался, что, наконец-то, дышит с ней одним воздухом, находится в одном пространстве с ней. Мысли в его голове текли медленно и размеренно. «Это моя стихия! Каким же я был идиотом, что не приехал раньше!» – размышлял он с досадой.

Гриша переговорил со своими бывшими коллегами и однокурсниками. Они все были необычайно рады его видеть, и обещали помочь с работой. Благодаря одному из друзей, Гриша устроился в драматический театр. Работа была не из творческих, – пока его привлекли только на второстепенные и эпизодические роли. Да и зарплата намного уступала среднему доходу таксиста в Вене. Но, Гриша был доволен. «Лиха беда – начало! Мир скоро узнает обо мне!» – говорил он с пафосом. «Мы с Чаянкой ещё станцуем танго под лунным светом в стране Тро-ло-ло и возьмём наш Оскар!» – шутил он, когда, после планового спектакля в театре, сидели они со Степаном за рюмочкой водки со шпротами на закуску.

Степан улыбался и подбадривал брата, но он не говорил ему, о чём шептались коллеги за кулисами. Он не говорил брату о том, что режиссёры, с которыми он пытался поговорить о Грише, отрицательно вертели головой, заявляя, что Гриша больше не представляет интереса. Он не говорил брату о том, что его отказывались рассматривать даже на эпизодические роли. «Не формат» – это было клеймом, о котором Грише не стоило знать.

Степан знал, что если Гриша не одумается и не вернётся к семье, будет он прозябать, работая в театре на второстепенных ролях. Но, видя эйфорию брата, он не решался заводить об этом разговор.

– Ты знаешь, я вот представляю Чаянкино лицо, когда она увидит меня! – говорил весело Гриша. – Как ты думаешь, брат, она ведь будет рада мне?

– Э… хм… наверное, – Степан пытался избегать разговоров о Чаяне.

– Эх, Стёпка, – произносил Гриша, выпивая рюмку белой. – Она девочка добрая и сердечная. Всегда была такой… Любила меня…, а я ей не верил, дурак…, – казалось, он сейчас разревётся в пьяной чувствительности.

– Ты любил Злату, – сказал Степан серьёзно.