И в пепел обращен

Резкость сих слов могла быть лишь плодом глубокого внутреннего смятения, сдерживаемого в узде. Нашарив салфетку, Энтони отер пальцы и поднялся.

– Луна…

Но дальше ее имени дело не двинулось: он просто не знал, что сказать.

– Не знаю, возможно ли это, – продолжала она, вскинув голову, – однако попробовать стоит. Связь с моим миром едва не погубила тебя, и не раз, а еще, я знаю, чудом не разрушила твой брак. Мне вовсе не хотелось, чтоб наша связь довела тебя до беды, но вышло иначе. Я бы щадила тебя больше, если б могла…

Свобода от дивных… Энтони просто не знал, что об этом и думать. Мир там, под ногами, был такой же частью его жизни, как и тот, где он пребывал сейчас.

«Ведь я провел с ними две трети жизни».

Но, может, для Луны он не настолько свой?

– Значит, я тебе больше не нужен.

– Ничего подобного! – Да, Луна вовремя взяла себя в руки, однако от этого невольного крика зазвенело в ушах. – Если на то пошло, это мы тебе ни к чему.

С каждой новою фразой разговор все дальше и дальше выходил за рамки здравого смысла.

– Ни к чему? Да как ты можешь такое говорить?

Луна с горечью рассмеялась.

– А что мы такого сделали для твоего мира, в чем сумели его улучшить? Нет, я не о давнем прошлом. Нас с самого начала этой борьбы кружит, как листья в потоке, а мы все тешимся иллюзиями, будто в силах направить течение, куда заблагорассудится. Когда Англия была лишь королевой и ее двором, мы, дивные, еще имели какие-то шансы управлять ее курсом. Теперь Англия для нас слишком велика, забот у нее куда больше, и эти заботы – что стоглавая гидра. Теперь сердце страны – парламент со всеми его противоречиями, и достойными способами я с ним управиться не могу.

Каждое из этих слов жалило, точно оса. До сего дня Энтони ни разу не слышал, чтоб Луна вот так упрекала себя за промахи. Нет, по сути, она, пожалуй, права, но что же подвигло ее на этакое самобичевание?

«Я. Это из-за меня». Ответ был явственно виден в устремленном на Энтони взгляде. Мир Луны едва не погубил его, и чувство вины запустило когти глубоко в ее сердце.

Никто из других знакомых ему дивных наверняка не терзался бы угрызениями совести до такой степени, за исключением разве что сестер Медовар. То была дружеская любовь, так редко свойственная дивному роду – по крайней мере, в отношении к роду людскому.

И эта любовь ослепляла.

– Возможно, ты и права, – негромко сказал Энтони, и сделал то, чего не делал многие годы: взял ее за локти, крепко стиснув батист рукавов. – Вся Англия слишком велика для нас одних. Управиться с ней оказалось не под силу ни нам, ни Карлу, ни Джону Пиму, ни даже Оливеру Кромвелю. Однако мы можем помочь ей, как всякие верные подданные, ради любви к родной земле. Есть на свете дела помельче, есть, в конце концов, Лондон – думаю, тут-то тебе опускать рук не стоит. Уж я наверняка не стал бы.

Глаза… Что это, случайность, или сознательный выбор? Стоило ей поднять взгляд, и на лице смертной женщины сверкнули серебром глаза Луны, а голос – ее собственный голос – произнес:

– Так ты хочешь остаться?

– Хочу, – подтвердил Энтони. Даже свободный от волшебных уз, Луны он не оставит. – И вместе мы сделаем все, что сумеем, будь оно мало иль велико.

Халцедоновый Чертог, Лондон, 25 октября 1659 г.

В то время, как сэр Меллеган наслаждался уютом темницы, его прежние покои на скорую руку превратили в арсенал. Теперь здесь сверкали медью стройные ряды мушкетов и пистолетов, выкованных Велундом Кузнецом для армии Луны и Энтони и запертых до поры под замок – кроме тех нескольких, что сэр Перегрин счел уместным вверить самым надежным.

– Мы можем помочь вам доставить все это назад, в Беркшир, – сказала Луна Иррит, стоявшей у дверей, и услышала, как та переступила с ноги на ногу.

– Ни к чему, государыня. Велунд Кузнец делает вещи, а не хранит в кладовых.

Услышав ее неуклюжее обращение, Луна едва сдержала улыбку. Лесная эльфийка осваивала куртуазные манеры на ходу, но пользовалась сими знаниями пока что неважно.

Хранить оружие огненного боя во дворце было страшновато, однако Луна понимала: отсылать его Велунду – выход скверный. Дивные с давних пор перенимали у смертных все, что ни вызовет интереса, а значит, рано ли, поздно кто-нибудь переймет и ружья. И вот тогда ее арсенал может еще пригодиться.

Коснувшись мушкетного ложа, она повернулась к Иррит.

– Можешь передать своему королю: я ищу средства выполнить обещание. Парламент Армия распустила…

– Опять?! – возмущенно ахнула Иррит. Историю смертных она тоже успела немного освоить и находила ее просто уму непостижимой.

– Опять. Но я думаю, это ненадолго. Без Охвостья их власть не основана ни на чем, кроме права сильного. Ну, а раз так, вскоре нас ждет новая война или новый парламент. Так ли, иначе, смертным будет не до ухода за вашей Лошадью, но этого можно добиться и по-иному. В конце концов, пуританская мораль, навязываемая извне, людям поднадоела.