И в пепел обращен

Посланница прибыла из Коннахта и говорила о короле Айлиле с королевой Медб с тою же откровенностью, как и о темерских Верховных королях. После многих лет в обществе Эоху Айрта с его взращенными Ольстером настроениями, иной, свежий взгляд был очень кстати. Еще более кстати было отсутствие враждебности: возможно, на союз с Федельм рассчитывать не стоило, однако новая посланница явно предпочитала составить о королеве собственное мнение, не полагаясь на впечатления предшественника. Все это вполне позволяло начать отношения заново – можно сказать, с чистого листа, тем более, что после устранения сэра Лислика Никневен до поры угомонилась, и у Луны появилось время для укрепления дружбы с Темером.

– Леди Федельм, – сказала она, увлекая за собою гостью, – я знаю: ветвь твоя означает, что ты поэтесса. Однако это имя, Прозорливое Око… разве подобные материи – не удел ваших друидов?

– Нет, «имбас форосны»[36] – удел поэтов, – звучно, напевно отвечала посланница сидов, коснувшись пальцами бока мраморного оленя, стоявшего у дорожки. – За искусство в сем я так и прозвана.

– А вот при нашем дворе нет провидцев, – сказала Луна, причем притворяться сожалеющей ей вовсе не пришлось. – Между тем, живем мы в весьма непредсказуемые времена: ныне словно весь мир перевернулся с ног на голову. Не смогу ли я умолить тебя заглянуть в наше будущее и хоть отчасти разъяснить, что ожидает нас впереди?

Федельм задумчиво поджала точеные губы.

– Государыня, прозрения не являют себя запросто, по приказу. Дабы призвать их, дабы велеть вратам времени отвориться, требуется кое-что посущественнее.

В самом деле, Луна слыхала, что ирландцы обставляют свою ворожбу некими варварскими ритуалами.

– Что же тебе нужно?

Услышав ответ, Луна невольно задумалась: быть может, над ней учиняют какую-то злую шутку, мелкую месть за порчу отношений с Темером? Однако, получив приказание забить быка, слуги Федельм ничуть тому не удивились. В конце концов Луна отправила пару гоблинов свести с какого-нибудь подворья наверху быка. Командовавший ими сэр Пригурд сволок добычу вниз, не забыв оставить хозяевам плату взамен пропавшей скотины. Дальше за дело взялись ирландцы, вскоре вручившие посланнице мясо, мясной отвар и смрадную, сочащуюся кровью шкуру. Нимало не смущаясь, Федельм прямо здесь, посреди ночного сада, сбросила роскошный наряд, завернулась в бычью шкуру и улеглась в траву под ореховым деревом.

Слуги с поклоном удалились, оставив Луну наедине с поэтессой.

Луна даже не представляла себе, чего ожидать. Знала одно: Федельм обещала ответить на три вопроса. Пока ирландская дивная безмолвствовала, погрузившись в имбас форосны, Луна раздумывала, на чем ей остановиться, и вздрогнула от неожиданности при виде блеска изумрудных глаз провидицы.

– Спрашивай, – сказала Федельм.

Голос предательски дрогнул, хотя вопрос и был готов загодя: странная, непривычная атмосфера происходящего не на шутку выбивала из колеи.

– Что… что видишь ты, глядя на моих подданных?

– Красное вижу на всех, алое вижу.

Сердце Луны замерло. Война? Убийства? Неужели всех ее предосторожностей мало? Карать Лислика с сообщниками смертью было бы шагом слишком жестоким, ведь дивные рождались на свет так редко. О том же, чтоб отослать их прочь, к Видару, не могло быть и речи. Посему Луна поместила их в темницы под Лондонским Тауэром… но, вероятно, этим ограничиваться не стоит.

Поклявшись удвоить охрану темниц, как только покинет сад, Луна решилась на следующую попытку.

– Что видишь ты, глядя на дом мой?

– В пепле я вижу его, в золоте вижу.

Уже не столь ясно – разве что люди, утверждающие, будто через восемнадцать лет на земле воцарится их Иисус Христос, правы, и Лондон возвысится, сделавшись новым Иерусалимом, пятым Царством Небесным. Но неужели же прежде Христос спалит Лондон дотла? Оба ответа Федельм оказались досадно туманными и слишком, слишком уж краткими.

Но третий вопрос дался Луне труднее всего. Ответ на него очень хотелось бы знать Энтони, однако Луну вопрос сей страшил более всех остальных.

– Что видишь ты, глядя на Англию?

Федельм сделала долгий, прерывистый вдох, а затем слова хлынули с ее уст, словно река, как будто этот вопрос разом прорвал плотину, доселе сдерживавшую ее красноречие.

– Вижу мужа – статного, широкоплечего, и пленяет главу он, и встает во главе, хоть венец сапогом сокрушает. В руках сего мужа чернила, что приносят погибель обоим – и тому, кто перо умакнет, и тому, чье начертано имя. Вижу, как рушатся и воздвигаются церкви, вижу людей, плачущих в горе и в радости. Многажды ранена эта земля, много еще ей страдать, но путь вперед ей не заказан: вижу, она живет, но вижу и ее смерть – и близкую, и далекую. В скором времени королевство английское умрет, да не один раз, а дважды, и ты сии смерти увидишь.