И напоследок мне хотелось бы сказать несколько слов о той традиции, к которой я имею честь принадлежать, о российской поэзии. В советские годы мы оказались свидетелями того, как насущна может быть человеческая потребность в поэтическом слове (ведь искусство преследовалось, по существу, не менее жестоко, чем Церковь). И наша поэзия, в запрещенных рукописных и машинописных списках, которые расходились «от Белых вод до Черных», от западных границ до Сахалина — исполнила свою службу свободе и глубине,
Теперь в России другое время. То, что у нас произошло, относится к тем самым вещам, которые остаются неимоверными и после того, как случились. Прошлое еще не обдумано; решения о будущем, кажется, не принято. И что теперь скажет нам поэзия? Этого, как всегда, не предскажешь. Но может быть, это будет что-то вроде того, что — как ему свойственно, между делом, просто и неприметно, — сказал в своем «Подражании древним» Пушкин:
В этом неподражаемом:
Ведь в конце концов, главная задача сопротивления тем силам, которые называют «интегризмом», «тоталитаризмом» и подобным, — это, как понял Дитрих Бонхеффер, не перенять у них их презрения к людям[207]
.Дополнение
Свет жизни. Заметки о православном мировосприятии
Марии Валентиновне Житомирской
С почтением и любовью
Предисловие
К «Свету жизни»
В 2005 году меня пригласили в международный богословский сборник, который готовился в Германии. Замысел сборника мне показался очень интересным. «Религия как восприятие мира», так он назывался.
Я не встречала прежде такой идеи — описать религиозную традицию в ее реальных плодах. Не краткий катехизис, не ответы на вопрос: «како веруюши?», в которых человек изложит основные положения своей веры, как его этим положениям учили. Задача состояла в том, чтобы описать религию не как предмет, на который человек смотрит, а как своего рода глаза и уши человека, ее исповедующего. Как его общую точку зрения. Попробовать описать, как человек, принявший положения той или другой религиозной традиции, воспринимает все, что он воспринимает. Какие своего рода органы восприятия реальности создает эта религия.
Я попробовала это сделать, как мне предложили, для русской православной традиции.
Без этого предложения я бы вряд ли решилась взяться за такую тему. И без того, что писать мне пришлось на другом языке. Это легче. Язык несет с собой образ адресата — и, начни я писать по-русски, я остановилась бы на второй фразе. Родной язык сразу же вызвал бы перед моим умственным взглядом множество соотечественников, которые наперебой стали бы опровергать и ставить под вопрос все, что я выскажу. А составляя фразы на английском, я обращалась к читателю заинтересованному и доброжелательному.
То описание православного восприятия мира, которое у меня получилось, в нынешнее время многим покажется едва ли не фантазией или ретроутопией. Распространенное представление о церкви, о русском Православии, которым располагает человек нынешнего дня, скорее всего, никак не совпадет с моими наблюдениями. За эти годы много так изменилось, как будто в жилах церкви течет другая кровь. Писать о современном состоянии я не готова. Я могу только заверить, что описанный здесь образ православного видения мира не заимствован мною исключительно из каких-то книжных источников, по преимуществу древних. Такое Православие я видела собственными глазами, таких православных людей, и священников, и мирян, я встречала в нашей церкви (в моем детстве и молодости еще гонимой церкви). Я не могу поверить, что таких теперь больше не найдешь…
I. Религия как восприятие мира[208]
1. Что видит святой?