Вытащив, озадаченно его рассматриваю:
— Хм… Вот и пойми: это много масла или мало?
— Главное что оно есть, — несколько философски сказал Барон.
Почесал в затылке и решил отложить решение этой проблемы в долгий ящик.
Шины действительно — как новые! Манометра небыло — давление в баллонах мерять, поэтому просто попинал их:
— Пойдёт!
А вот запаска, буквально — «подкачала»… Пустая она была и, при накачивании, явственно слышался шум выходящего воздуха. Инструментов и материалов для ремонта в машине не оказалось и, сам этот момент я как-то упустил — не побеспокоился заранее. Поэтому только и, осталось надеяться — что запасное колесо не потребуется и махнув рукой сказать в адрес бывшего водилы:
— «Чайник», он и есть — «чайник»! А, этот так вообще — «без ручки» оказался.
Залили в бак автомобиля своего бензина «по пробку» и переложили в багажник мои вещи — приобретённые за время пребывания в городе.
— А это тебе для чего, Поп? — несказанно удивился Барон, вертя в руках футбольный мяч.
— Команду хочу среди прихожан создать, — постным голосом отвечаю, — чтоб греховные мысли о плотском, их меньше одолевали.
Ржёт как чегедымский конь…
Чисто случайно увидел в одном из нэпманских магазинов и не смог удержаться!
Мало того, что сам достаточно истовый поклонник этой игры — так ещё такая вот мысль была: среди моих без пяти минут комсомольцев, с подачи Брата-Кондрата — стали появляться навязчивые идеи борьбы с церковным мракобесием. Обычное и широко распространённое в эти времена явление — которое я не могу открыто запретить, не потеряв авторитета комсомольского лидера.
Чтоб унять их энергию, чтоб они меньше донимали моего названного отца и его богомольных стариков да старушек (прочие в Церковь редко ходят) разными атеистическими выходками, решил кроме всего прочего занять их ещё одним полезным делом.
— В футболе шаришь, Барон?
Тот, довольно умело пару раз накинул мяч ногой:
— «Шарю»⁈ Да, так… Было дело, видел — как английские матросы в порту играют.
«Быть тебе значит, тренером у моих комсомольцев, — подумал, но вслух пока не сказал, — а капитаном будет Ефим Анисимов».
Перед баней, я на всякий случай собственной бритвой побрил Барону голову — не хватало ещё от него вшей подцепить, а с ними и тиф или ещё какую гадость. Отойдя, полюбовался делом рук своих:
— Во! Стал походить на человека…
Тот, недобро зыркнул исподлобья и, я поспешил добавить:
— … Только что сбежавшего из домзака.
Так большевики переименовали тюрьмы, которые они до пришествия во власть, обещали вообще закрыть.
Его лохмотья хотел облить бензином да сжечь, да хозяин не дал:
— Баба прожарит от мандавох да постирает — на что-нибудь, да сгодятся… Пелагея!
— Чаво?
— Где тебя чёрт носит?
— Да, задрал ты уже, хмырь плешивый…
Взамен, пока Мишка мылся, я изрядно потрепав хозяину и себе нервы, поторговавшись — прикупил ему комплект сильно ношеного, но чистого белья. Для себя же, у меня был запасная рубаха да кальсоны — в кои я и, облачился после посещения бани.
Сразу стало как-то легче — тело зудиться перестало.
Повечеряли да спать, закрывшись в отдельной комнате с Мишкой. Входную дверь я подпёр лавочкой и, улёгся подальше от окна, не раздеваясь и держа «наган» в руке…
Мало ли что, да⁈ Район — на окраине города, повторяю и, с очень сомнительной репутацией.
От нервного напряжения спал вполглаза и, чуть свет проснувшись с первыми прокукарекавшими «подъём» петухами, принялись собираться. Свою верхнюю «гражданскую» одежду, постиранную и высушенную хозяйкой, отдал Барону… Конечно, она сильно ему «на вырост» — пришлось тому рукава да штанины закатать, да выбирать особенно не из чего.
Кожаной курткой с «кубиками» в петлицах, портупеей и фуражкой со звездой, я пока «не светил» — облачился в старое, в чём приехал в Нижний. Но обулся всё же в сапоги, а несколько великоватые тому ботинки с обмотками, отдал Барону… К моему удивлению, тот довольно ловко и быстро намотал их — видать, было достаточно много практики.
«Да, кто ты такой, чёрт тебя дери⁈ Прям — сын полка, какой-то…».
В этот раз, «Бразье» завёлся с «полпинка»!
Пока двигатель прогревался, стоя как лошади, перекусили второпях краюхой чёрного хлеба с молоком и, со «вторыми петухами» выехали из города.