Тот, широко раскрыв глаза:
— А, зачем тогда…
— Машину я угнал, чтоб втереться в доверие главе волостной ячейки РКП(б). Карьера моя от того зависит, понимаешь?
— «Карьера» у красных⁈ Понимаю…
Отводит глаза, а в интонации ясно прозвучало: «А то, я считал тебя человеком!».
Хмыкаю:
— А у кого ещё? У «белых» карьеру уже не сделаешь — они за бугор сбегли, разве что у «зелёных» можно попробовать… Говорят, они ещё бегают где-то в лесах — не успевают вылавливать, да по оврагам прикапывать.
Сходил «по малой нужде» в кустики и, расстилая всякое шмутьё из салона на месте посуше, уже зевая, говорю:
— Так что, Миша, давай с этой поры без всяких собачьих кличек — «Попов» да «Баронов»! Меня зовут Серафим, по батюшке — Фёдорович, а фамилия — Свешников… Кстати, как у тебя?
Молчит, как в воду набравший…
— Ладно, потом скажешь — пока побди, а я подремлю чуток.
…Казалось — только лёг, закрыв глаза и, тут же соскочил — волос, если б на голове был, дыбом:
— Мишка, ты что творишь⁈
Хватаюсь за кобуру — ПУСТО!!!
В лоб мне смотрит зрачок собственного «нагана», за ним — сузившиеся глаза оскалившегося звереющего волчонка:
— Ты так на человека похож… Когда спишь! Рука не поднялась прирезать спящим. Знаю, молиться перед смертью у вас не принято… Тогда, хоть «Интернационал» спой!
Невольно, мне вспомнилось из довольно пошлого анекдота: «Чё, я вам пацан — песни петь?».
— Ааа… Яяя… Может, договоримся? — в такой ситуации и герой голливудского боевичка заверещит резаным поросёнком, — забирай всё — деньги, чёртов автомобиль… Только не убивай!
— И, так всё моим будет, — улыбаясь, давит на спуск, — за мать, за сестру, за отца… Сдохни, тварь краснопузая!
— МИША НЕТ!!!
«Щёлк, — сухо клацает курок, — щёлк, щёлк».
— Осечка, Миша! Давай попробуй ещё, — подбадриваю, — за бабушку, за дедушку…
Недоумевает — шары на лоб и, снова жмёт спусковой крючок:
«Щёлк, щёлк, щёлк…».
— … За любимую учительницу Марь Ивановну.
«Щёлк» — осекся последний «патрон» и Барон, с неприкрытым ужасом разглядывает оружие, заглядывает в каморы револьвера — не веря всему происходящему и собственным глазам.
— Что, Миша, — сочувственно спрашиваю, наклонив вбок голову, — что-то пошло не так, да⁈ Долго ж ты собирался с духом — я уж и, вправду — чуть было не заснул…
Бросает «наган», выхватывает из кармана нож:
— Не подходи, ССУКА(!!!), зарежу! Кишки выпущу!
Вынимаю из кармана «Браунинг» и также, ощерясь по-волчьи, негромко шиплю аспидом:
— Прострелю обе коленки и брошу подыхать в лесу. Если даже доползёшь до деревни или подберёт кто — всю оставшуюся жизнь будешь на полусогнутых шкандыбать и ср…ать стоя.
Протягивая левую ладонь:
— «Перо», рукояткой вперёд — сюда… НУ!!!
Чуть помедлив, он с убитым видом подчиняется…
Рисунок 27. Пистолет для самообороны Browning 6.35 mm.
Оценивающе осматриваю и подкидываю «трофей» в руке: рука у него — «не поднялась», видите ли! Понимает малолетний подонок, что таким и сам-то не зарежешься — коль понадобится… Так — постращать кого, только и годится. В ножах я немного разбираюсь — увлекался одно время и даже сам изготовлял.
Однако, несмотря на никуда не годный металл и заточку, нож достаточно хорошо сбалансирован…
Прикинув расстояние, подкинув поудобнее перехватываю его за лезвие и, изо всей силы метаю и, втыкаю нож в дерево за спиной незадачливого мокрушника — тот, аж пригнулся. Одно время была мода в России на спортивное метание[1] и, я её не избежал — несколько лет регулярно посещая открывшийся в нашем городе клуб «Три ножа». Что самое интересное, хоть я и ни разу не левша, но именно так — за лезвие вполоборота, метать ножи лучше всего получалось левой рукой, а за рукоять без оборота — правой.
Вижу — впечатлило и командую дальше:
— Три шага назад! Присел и руки за шею! Вот так и сидеть — вплоть до особого распоряжения.
Подбираю свой «наган» и засовываю на место в кобуру.
…Хочется сказать огромное спасибо «партайгеноссе» Кацу! Перед «командировкой», он меня так «загрузил»-застращал рассказываемыми случаями отъёма всякими злоумышленниками табельного оружия и, им же умерщвления сотрудников НКВД, что я предпринял кое-какие меры. На нижегородском рынке же, ища запчасти к «Бразье», я не поскупился прикупить по случаю патронов чуток и запасную обойму к этой «игрушке».
Но я говорить «спасибо» не буду — чтоб он не считал, что я ему чем-то обязан.
Присаживаюсь напротив, также на корточки:
— Ну что, Миша? Поговорим о делах наших скорбных?
Достаточно спокойно, без всяких детских соплей:
— Мне не о чем с тобой разговаривать, быдло большевистское!
— Вот, как⁈ Ну, в отличии от тебя, мне есть о чём поговорить с культурным, хорошо воспитанным… Хахаха! ПАПОЙ-ЛАКЕЕМ(!!!) молодым человеком — сперва хотевшего без всякой причины меня зарезать спящим, а потом застрелить.
Взбесился, вскочил на ноги, слёзы из глаз — но без интеллигентской истерики: