Я ем тишину ложками

Попадались ему и замороженная лазанья, и консервированные равиоли, и соус «Тысяча островов». Можно было копаться в этом мусоросборнике до бесконечности, погрузив руки по локоть, и он все никак не заканчивался. Кукурузные чипсы, сардельки, пудинги, маринованные огурцы. Этим всем можно было армию прокормить.

Найт не был гурманом. Ему было все равно, чем питаться. «Мне было не до разборчивости. Если это еда, то уже хорошо». Он не тратил на приготовление пищи больше нескольких минут. Часто он не покидал лагерь между ограблениями. Здесь всегда было чем заняться: домашние дела вроде мелкого ремонта, улучшений и уборки, и развлечения, главным из которых было чтение.

Перед тем как покинуть ограбленный дом, он осматривал книжные шкафы и ночные столики. Жизнь внутри книги всегда казалась Найту привлекательной. Она ничего от него не требовала, тогда как мир реальных человеческих отношений был таким сложным. Разговор может напоминать партию в теннис, быть таким же быстрым и непредсказуемым. Эти постоянные полускрытые визуальные и вербальные намеки, недомолвки, сарказм, язык тела, тон. Все так или иначе страдают от обид, становятся жертвами социальной неуклюжести. Это часть того, что называется «быть человеком».

Для Найта все это было невыносимым. Книги стали его самыми близкими и доверенными собеседниками. В свободные от ограблений дни, когда ему ничто не мешало, он погружался в чтение, полностью растворяясь в нем.

Выбор литературы в домах был небогат, и в основном она была довольно-таки низкопробной. Найт же предпочитал Шекспира – в особенности «Юлия Цезаря», эту летопись горя и насилия. «Лучшая компания – одиночество», – писал Бард в «Двенадцатой ночи». Найту также нравилась поэзия Эмили Дикинсон, он чувствовал с нею духовное родство. Последние семнадцать лет жизни Дикинсон не покидала свой дом в Массачусетсе и разговаривала с посетителями сквозь приоткрытую дверь. «Молчание, – писала она, – иногда способно сказать все».

Найт хотел бы украсть больше книг поэтессы Эдны Сент-Винсент Миллей, его землячки из Мэна, родившейся в деревне Роклэнд в 1892 году. Он цитировал ее лучшие строки: «Моя свеча горит с обоих концов. Она не продержится эту ночь» – и прибавлял: «Я пытался пользоваться свечами в лагере. Они не стоят того, чтобы их воровать».

Если бы его попросили назвать любимую книгу, он бы сказал, что это «Восход и падение Третьего рейха» Уильяма Ширера. «Она сжатая и читается, как роман». Он забирал все книги по военной истории, что находил, и в последние несколько лет своего затворничества проявлял особый интерес к войнам в Конго и геноциду в Руанде – темам, достаточно ужасным для того, чтобы захотеть спрятаться в лесу и никогда больше из него не выходить.

Он как-то прихватил экземпляр «Улисса», но тот, возможно, был единственной книгой, которую Найт не смог дочитать. «В чем там вообще смысл? Я так подозреваю, что Джойс просто пошутил. Он держал рот на замке, а люди вычитывали в ней то, чего он отродясь не писал. Псевдоинтеллектуалы очень любят походя обронить, что «Улисс» – де их любимое произведение. У меня мозг взорвется, если я ее дочитаю».

Нелюбовь Найта к Торо была безграничной – «у него не было глубокого понимания природы». Но Ральфа Уолдо Эмерсона отшельник считал вполне приемлемым. «Людей стоит принимать лишь в малых дозах, – писал Эмерсон. – Ничто не способно дать вам покой, кроме вас самих». Когда Найт прочел «Дао дэ цзин», то почувствовал глубокую внутреннюю связь с этим произведением. Он часто цитировал его: «Хорошая походка не оставляет следов».

Роберт Фрост был одобрен без вопросов. А по поводу Джона Гришэма Найт высказался, что бумага, на которой печатают его романы, хорошо идет в качестве туалетной. Он говорил также, что не любит Джека Керуака, но это было не совсем правдой. «Я не его самого не люблю, а его поклонников», – объяснял Крис. «Та же история с Джоном Ленноном, – говорил он, перескакивая с литературы на музыку, но продолжая жаловаться на фанатов. – Поколение беби-бумеров сделало из него идола. Они его переоценили. Я не могу любить Джона Леннона из-за его фанатов. Это, как бы, типа печально». Иногда Найт разговаривал как школьник, и в этот момент выглядел довольно странно. Его навыки общения застряли где-то на уровне последних классов средней школы, впрочем, они и тогда были не очень продвинутыми.

Найт выносил из домов портативные радиоприемники и ежедневно слушал передачи. Они для него были почти что голосами с другой планеты. Некоторое время он даже любил это занятие. Крис упоминал, что слушал Раша Лимбо: «Я не говорю, что он мне нравился. Я говорю, что слушал его». Собственные политические взгляды Найта были «консервативными, но не республиканскими».

Потом он подсел на классическую музыку: Брамс и Чайковский – да, Бах – нет. «Бах слишком безупречен». Он обожал «Пиковую даму» Чайковского. Но его настоящей страстью был классический рок: The Who, AC/DC, Judas Priest, Led Zeppelin, Deep Purple, и больше всех – Lynyrd Skynyrd. «Их песни будут играть и через тысячу лет», – говорил он.