Я — ярость

— Обтягивающая одежда, — поясняет Сиенна, кивая себе самой и внося еще несколько цифр в свой блокнот. — Тебя будут швырять, но одежда должна держаться на теле. Если я не влезу в твое личное пространство, то костюм не подойдет, придется его перешивать или вовсе отправлять в утиль. Я не из тех, кто любит переделывать работу, — она отступает и улыбается, тепло и искренне, как одна женщина другой женщине. — И тебе нельзя худеть, ясно?

Челси хихикает и выдыхает, не пытаясь больше втягивать живот.

— Видишь ли, раньше мне такого не говорили.

— Ты должна выглядеть сильной, не тощей. — Сиенна кладет руку ей на плечо. — Мы тут ценим мышцы и формы. Никогда не становись меньше, чтоб угодить тому, кто хочет казаться большим.

Она отворачивается, чтобы сделать еще какие-то пометки в блокноте, в то время как Челси переживает один из редких моментов кристальной ясности. Это как когда смотришь на эти волшебные узоры на картинках, потом чуть меняешь фокус — и внезапно понимаешь

, что на них изображено.

Дэвид хотел, чтоб она была меньше по определенным причинам.

Он хотел видеть ее худой и слабой. Ему не нравилось, когда она надевала каблуки. Он обожал смотреть на нее сверху вниз.

И в течение многих лет она чувствовала себя именно такой — маленькой и незначительной по сравнению с ним.

Челси вспоминает, как они жили в студенческом общежитии, когда Дэвид учился в колледже. Крошечная однокомнатная коробка из шлакоблоков, где не открывались окна. Когда она готовила, то становилось так жарко, что волосы на затылке вставали дыбом. У них была такая маленькая табуретка, на которую она вставала, чтоб дотягиваться до шкафов наверху, и Дэвид заставлял ее сидеть на этой табуретке во время разговора с ним, а она прижимала колени к подбородку. Когда Челси забеременела, он раздражался, что она больше не умещается на табуретке; во время переезда Челси специально неаккуратно положила ее в грузовик, чтобы треснула ножка.

Даже в те времена он требовал, чтоб она была маленькой, чтоб сжималась. Чтобы он казался себе большим и значимым.

— Челси?

Она моргает.

Она отключилась?

О Боже, неужели снова…

Нет-нет, у нее не было приступа, иначе Сиенна не улыбалась бы.

— Я закончила. Иди отдохни немного, потом вас позовет Арлин.

Челси неуверенно улыбается в ответ, благодарит ее и идет к стопке ковриков, на которых расслабленно сидят или лежат остальные члены ее группы. Гигантского парня зовут Джон, также тут Эми, и Мэтт, и еще три человека, по мнению Челси, ничем не выделяющихся. Мэтт отправляется за ширму, а Эми протягивает Челси энергетический батончик.

— Было весьма… интимно, да? — замечает Эми.

— Точно. Интересно, во что нас оденут? Бикини?

— Я полагаю, трико или что-то вроде того.

— Но с чего вдруг они так решили, а?

Эми пожимает плечами.

— Понятия не имею, но я целиком за. Я напялю гигантский костюм фиолетового динозавра, если взамен получу вакцину и заработаю больше, чем курьером в доставке еды.

Эми хрустит батончиком и смотрит куда-то вдаль — и это знакомо. Челси только что пережила нечто похожее за ширмой, с Сиенной, и… ну, это свойственно почти всем. Они уходят в прошлое. Контуженные, будто вернулись с войны и никак не могут не вспоминать о ней время от времени. Никто не утруждает себя банальностями типа «О чем думаешь?», потому что по собственному опыту понимает, что совсем не хочет слышать честный ответ. Странно страдать от травмы, которая навсегда стерта из памяти, но последствия которой вызывают ужас и причиняют боль. Каждый раз, когда кто-то делает глоток из термокружки, Челси видит перед собой Джинни за рулем минивэна — и приходится силой выдергивать себя из воспоминаний. Будто отступаешь от края обрыва.

Наконец их зовет к себе Арлин. Она принимает в закрытой комнате, где проводили собеседование, и оттуда доносятся странные звуки. Весь день дверь туда была заперта, так что, наверное, там все серьезно. Зайдя внутрь, Челси ощущает, что, по крайней мере, тут прохладно: гудит кондиционер, пластиковый стул холодит ноги. На ней все та же одежда: Челси пока не придумала, как попросить одолжить ей что-нибудь менее грязное и покрытое кровью. Они все сидят за столом для совещаний. В руках у Арлин блокнот, на голове новый зеленый тюрбан с ярким рисунком — и она улыбается.

— Мы здесь для того, чтобы продумать ваших персонажей, — поясняет Арлин, поочередно глядя на каждого и все так же тепло улыбаясь. Челси кажется, что в прошлой жизни она была психотерапевтом или соцработником: в ней есть мудрая доброта, но в то же время кажется, что она может внезапно стать жестче и, если потребуется, надрать задницу — физически, интеллектуально или эмоционально.