Я — ярость

Элла опускает взгляд. На белом ковре, где она сидела, осталось мокрое пятно от джинсовых шорт.

Упс.

— Сегодня вечером я заберу самое необходимое и потом пришлю Диану за остальными вещами. Не смей пускать детей в мой кабинет.

— Конечно, Рэндалл.

Бабушка всегда говорит холодно, но никогда еще Элла не слышала, чтоб ее голос становился таким ледяным.

— И я аннулировал твои кредитные карты. И отменил вызов доктора Бэрда. И все эти сегодняшние покупки… Женщина, серьезно, ты вообще обращаешь внимание на суммы?

Элла не видит их обоих, но будто бы чувствует, как меняется тон бабушки, как он становится более гневным.

— О, я обращаю внимание на суммы. Я смотрю на то, сколько ты тратишь на поездки, на массаж (который совершенно точно не является лечебным!), на специальное обслуживание в номерах отелей, на бутылки шампанского. Я вижу чеки, которые ты каждый месяц выписываешь Дженне и Кэндис на содержание их жирных детей. Я видела квитанцию от флориста за доставку двух одинаковых букетов — один мне, а другой бог знает кому. Я на все обращаю внимание, Рэндалл, и уверена, что ты тратишь куда больше моего.

Дедушка Рэндалл фыркает.

— Ну что ж, когда сам оплачиваешь счета, то сам и устанавливаешь предел трат, Патрисия, — он говорит как какой-нибудь большой босс из компьютерной игры. — Можешь выдвигать любые обвинения, это ничего не изменит. Я же сказал: ты прекрасно знала, что собой представляет этот брак. И отлично понимаешь, что все кончено. Просто тебе нужно всегда оставить за собой последнее слово, не так ли? Что ж, как мужчина не могу этим не восхититься. — Пол скрипит под его ногами, и Элла видит тень в коридоре. — Я еду в отель. Бумаги тебе пришлют на следующей неделе.

Он ковыляет по коридору, и Элла еще сильнее съеживается за мешками. Когда бабушка узнает, что она слышала все это, то навечно возненавидит ее, — ведь речь о бабушке, она идеальна, она всегда обо всем осведомлена и всегда должна быть главной.

И ее отвратительный старый муж, по-видимому, бросает ее.

Теперь Элла понимает, о чем они спорили на заднем дворе, почему бабушка обчистила сейф, — ведь она только что потеряла все средства к существованию. Элла рассмеялась бы, если бы не болезненное осознание, что они с Бруклин полностью зависят от бабушки. Мамы и папы нет, как нет и денег, из-за которых мама оставила их на попечение Патрисии.

— Тупой старый кусок дерьма…

Бабушка заглядывает в комнату, тянется за своей сумкой и замечает Эллу. Глаза у нее угрожающе сужаются, но из-за отсутствия морщин она выглядит почти как робот.

— Злорадствуем? — интересуется она, выпятив подбородок. Элла старательно таращит глаза, демонстрируя удивление.

— Что? Нет, мэм, я ничего не слышала… то есть, я не была…

— Не лги мне, все ты слышала. И, должно быть, даже поняла бо

льшую часть. Впрочем, твоя мать наверняка наговорила тебе всякого и ты рада видеть, как меня втоптали в грязь.

Элла качает головой, отчаянно пытаясь придумать, что сказать, — но она в ловушке.

— Нет, бабушка, мне жаль… Дедушка Рэндалл…

— Рэндалл. Просто Рэндалл. Не будем притворяться, что он часть семьи, да?

— Хорошо, бабушка.

— А теперь вставай. Хватить елозить мокрой задницей по моему ковру.

Элла поднимается, чувствуя, что с шорт капает, что на голове полный хаос, а под одеждой все еще холодит тело купальник. Забавно, что рядом с бабушкой она все еще чувствует себя неуклюжей, маленькой и глупой.

Бабушка наверняка специально обращается с ней так. И не только с ней: с Розой и Мигелем (когда они еще были тут) она разговаривала точно так же.

— Ты не должна подслушивать.

— Я поднялась наверх, чтобы взять лекарство. Клянусь, я не пыталась…

Бабушка устало массирует виски.

— Неважно, теперь ты в курсе. Все равно завтра бы узнала. Что вышло, то вышло.

— Х-хорошо?..

— Ваше поколение вечно заканчивает предложение вопросительно. Прекрати, из-за этого ты выглядишь слабоумной идиоткой.

— Да, мэм.

Какое-то время они стоят молча. Бабушка — в безукоризненной одежде, склонившись над потрепанной сумкой с наличными и бриллиантами, и Элла — в сырых обрезанных шортах, в выцветшей майке, с голыми ногами. В воздухе витает неловкость.

— Готовить умеешь?

Не тот вопрос, который Элла ожидала услышать.

— Что?

— Это простой вопрос. Ты умеешь готовить?

— Немного?.. То есть да, мэм, немного умею.

— Тогда отправляйся вниз и приготовь ужин. Понятия не имею, что у Розы есть из запасов, но уверена, что-нибудь отыщется.

Элла пристально смотрит на бабушку.

— Это всё?

Бабушка указывает подбородком в сторону дверей.

— Да, всё. Делай, что велено.

Теперь она кажется совсем другой: резкой, даже жесткой, как будто под загорелой кожей, холодным образом и одеждой нежных тонов скрывается каркас из витой проволоки.

И еще Элла почему-то воображает, что бабушка похожа на жесткое вяленое мясо.