Я из огненной деревни

В мозырской деревне Костюковичи, где мирных, беззащитных людей уничтожали «технически» – душегубками, мужчин отделили на улице от женщин, детей оставив с женщинами. Один мальчик от матери бросился к отцу… Каратель схватил малыша за руку и хотел его бросить в колодец. И вот отец, Софрон Каменский – от забора, где стояли мужчины, – рванулся к карателю, успел ударить его и даже самого в колодец бросить.

Односельчан, что сами видели этот случай, никого не осталось. Об этом после войны на суде рассказывал разоблачённый полицай. По окрестностям пошла легенда об отцовском горьком мужестве…

Продавщица одного из слуцких магазинов Зоня Михайловна Богданович, рассказывая о трагедии своей родной деревеньки Гандарево, вспомнила, между прочим, и такое:

«…Яник Алиновский с сыном несли цыбарку, коню сечку давать, а шли эти немцы… И немец сына застрелил, а Яник выхватил из-за пояса топор и убил этого немца.

Как убил он этого немца топором, так и пошли они остальных убивать. Всё!.. Всех поубивали, подожгли и ушли…

Алиновский – Ян, но его и до пятидесяти годов называли Яником. А сыну Людвисю было годов семнадцать. У Яника топор был за поясом, и он – немцу по голове. Убил этого немца, а другой немец его убил.

Вопрос: – Вы сами это видели?

– Мы все видели. Мы ж на улице стояли. Он так с сыном, как шёл, дак немец сына – трах! А этот, топор выхвативши, – да его! Немец упал. А его сразу тогда в кожух, в разные постилки, – забирали ж тогда у нас, – завернули, завернули, на воз положили и повезли с собою, этого немца…»

«Мы все видели», – говорит Зоня Михайловна. Однако, кроме неё, никто уже не засвидетельствует этого, потому что всех жителей маленького Гандарева в то утро убили (ради того ведь и приезжали каратели), а из тех девчат, что отобрали для отправки в Германию, сегодня живёт одна она. Удалось убежать от расстрела и одному из её младших братьев, двенадцатилетнему Миколаю, однако случая с Алиновским он не видел: был уже за сараями. (Рассказ его – в очерке «Свыше десяти».)

Дальше рассказывают сами мужчины.

Иван Карпович Саковец.

Нашли мы его в одном из переулков городского посёлка Крупки Минской области, где у человека гряды под окнами деревянного домика. На грядах мы Ивана Карповича и увидели. После дождливо-пасмурного дня ясно заходило солнце, а человек, который уже на пенсии, оказался общительным, – повёл нас в квартиру и рассказал о том, что происходило в его родной деревне Узнаж осенью 1942 года.

«…Я был женатый, у меня жена и трое детей было. Немцы когда оцепили Узнаж, то я остался дома. Переночевали. И немцы у нас ночевали. А я к отцу перешёл. Моя хата с самого конца была, но я боялся. Потому что партизаны стояли у меня перед этим. Тогда не утечёшь. Все в лес уйдут, а я с детьми… Дак я к отцу перешёл. Он в середине деревни жил.

Переночевали, а рано собрали нас посреди деревни – всех, и старых, и малых, и больные которые – вынесли. Вынесли и поставили. И – допрос. Бургомистр из Выдрицы, – Карань его фамилия, Рыгор Васильевич, – он знал меня ещё с детства: моя мать из Выдрицы была, я там у деда всё был, когда был маленький. Ну, вот, он захотел Узнаж выбить. У нас партизаны стояли, а у них там, в Выдрице, доты[30] были. Партизаны наступали и доты эти разбили. И эти полицаи… Там несколько французов было. Все поутекали в Крупку. Несколько полицейских убили они, а этот бургомистр удрал. А жену его – убили. И хату его спалили. Ну, у него было шестеро детей, кажется, но детей его не трогали.

А потом уже, когда они в Крупку утекли, отряд больший выехал к нам, и к нам эти немцы, этот карательный отряд приехал.

Допрос шёл. Там следователь какой-то был, русский. По-русски чисто говорил, но в немецкой одежде. И меня вызвали там по списку. Бургомистр меня привёл. Один немец с палкой стоит, сбоку, в хате. И вот он привёл меня и говорит:

– Почему ты заготовку не сдаёшь?

– Гумна у меня своего нема.

А он говорит:

– А партизанам почему даёшь?

Я говорю:

– Партизаны с оружием, сами зайдут, возьмут, а что я им могу сделать.

Что мне говорить? А бургомистр говорит:

– У него два брата в партизанах.

На меня.

А я говорю:

– Спросите у крестьянства. Мои братья взяты в кадровые.

Ага. Ну, он так и пишет. Записал, а потом бургомистр говорит:

– Он имеет связь с партизанами. – Обо мне: – Мы, говорит, партизанку поймали в Выдрице, и она говорила, что он связь имеет.

Записал он и: «Веди!»