Утром Монт поднялся повыше, к границе облаков и продолжил движение к расселине. Но попытки не увенчались успехом: удары лишь откалывали куски от скального массива, не позволяя надёжно зафиксировать крюк. Монта охватило отчаяние. Опять возвращаться! А он так надеялся, что именно на этот раз повезёт, и он доберётся до верха Стены… Стоп! А если попробовать там, где порода ещё мягче? Там, где не держатся крючья? Зачем-то у него надеты когти!
Монт перебрался на противоположную сторону пологого гребня, к отцовским крючьям. Так. Вот здесь отец пробовал вбить крюки, а они не держались: скала вся истыкана дырками. Значит, здесь.
И, широко размахнувшись, вбил когти правой руки в скалу. Попробовал повиснуть на одной руке – когти держали. И тогда он решился на отчаянный шаг: поочередно отводя руки для замаха, с силой вонзал их в пузырчатую породу, подтягивался, зависал, вбивал в камень когти ног – и полз наверх. Верёвка разматывалась следом. Но Монт знал, что она не поможет, разве что перережет пополам, если он сорвётся – со слишком большой высоты придётся падать.
Пару раз он останавливался, с размаху вбивал по кольца железные штыри крючьев и всякий раз убеждался, что крюк свободно болтается в получившемся отверстии. Но всё же оставлял их: по крайней мере, немного задержат падение.
Монт не хотел смотреть ни вверх, ни вниз, боялся отчаяться, увидев, что ползти кверху придётся очень долго, а возвращаться назад – ещё дольше. Он смотрел прямо перед собой, на неровную поверхность камня и вспоминал, где мог видеть такую же структуру? Где-то он карабкался по такой скале, когда учился лазать по скалам? На Севере?
Рука при ударе не встретила ожидаемого сопротивления и глубоко ушла во что-то мягкое.
Монт поднял глаза. Расселина! Он всё же до неё добрался. Куда она его приведёт? И приведёт ли?
Трещина неожиданно оказалась почти сплошь забита тёмной землей – почти такой же, какая на полях в Долине. Нет, не такой: в Долине земля немного светлее. А может, Монту показалось, что цвета отличаются: он давно не занимался своей делянкой.
«Но откуда взялась земля?» – задавал он себе вопрос, и ответ подгонял Монта лучше всякой другой мысли: очевидно, что землю снесло в расселину сверху, дождями или ветром. Она накапливалась постепенно, вероятно, с самого дня образования расселины… или Долины.
Разгребая грунт, Монт добрался до твёрдого камня и полез вверх, словно червяк.
Земля осыпалась, проваливаясь под ногами, Монт скользил, сползал вниз, туда, где только что был, но вновь поднимался, и, упираясь когтями рук, ног, коленей и локтей – вот когда пригодились когти! – продолжал упорно ползти вверх. Он лишь на мгновение содрогнулся – когда полностью скрылся в скале. Но свет сюда пока проникал, пусть и слабо, воздух тоже был свежий, не затхлый, и у Монта появилась сначала маленькая, но затем всё более и более крепнущая уверенность в том, что рано или поздно он доберётся до верха.
Расселина, сделав несколько извилистых изгибов по Стене – здесь она была совсем неглубокой – уходила в толщу камня. Но зато лезть можно без верёвки и без крючьев. Да и некуда их забить – разве если очищать от земли каменные уступы, по которым карабкаешься. Но зачем это, если можно передвигаться проще: с уступа на уступ, оскальзываясь на рыхлом или излишне мокром грунте.
Чем выше он поднимался, тем меньше земли становилось в расселине. И это показалось Монту странным. Но обдумывать, почему так произошло, не было времени и сил. Монта гнал вперёд азарт. Ему казалось: ещё чуть-чуть – и он выберется наверх, в иной, лучший мир.
По крайней мере, ползти так безопасней: страховка не требовалась. И Монт оставил одну из двух оставшихся у него верёвочных бухт. Оставил в месте, где расселина уходила с поверхности Стены в глубь каменной толщи, края её начинали смыкаться, словно придавленные искривляющимся сводом, зато ход наверх значительно расширился. И земли на каменных извивах ступеней стало меньше.
Монт углубился в расселину – она уходила в самую толщу каменной стены, и у Монта сжалось сердце, когда он подумал, что придётся ползти в кромешной темноте и, может быть, больше никогда не увидеть света. Но он прогнал от себя эти мысли: расселина могла вести только наверх. А куда ещё? Каменный свод, закругляясь, уходил влево, к сияющей золотым солнцем щели. Расселина вела вправо.
Перед тем, как проститься с дневным светом, Монт бросил взгляд на Долину. Но увидел одну клубящуюся облачную мглу: он снова находился над облаками.
«Вот почему расселина не видна снизу, – подумал Монт, – мешают облака!»
Вынужденный остановиться для отдыха – прикинув оставшийся путь, Монт понял, что без отдыха не сумеет выбраться, несмотря на охвативший его бурный порыв. Отдыхая, он раздумывал, почему земли в каменном лабиринте становится меньше?
«Если там, наверху, над Стенами (от этой мысли сладко заныло под ложечкой), была рыхлая почва – а её не могло не быть! – то, смываемая дождями в трещину и увлекаемая ими вглубь, она должна была перемещаться всё глубже и глубже. Но почвы не могло быть много – и поэтому с верхних участков расселины её давно смыло!»
Ещё несколько раз Монт останавливался и отдыхал. Без этого нельзя: начинали дрожать руки и ноги.
Но дрожали они не только от напряжения: с каждым метром подъёма становилось всё прохладнее. Монт надел тёплую одежду, обычно не нужную при движении, и с ужасом думал, что будет, когда он остановится на ночлег?
А отдыхать было нужно. Хотя бы для того, чтобы поесть: дважды Монт перекусывал, а один раз, выбрав подходящий уступ, даже лег спать, закутавшись со всей возможной тщательностью. Рюкзак он давно повесил за плечи. Это, конечно, стеснило и замедлило движение, Монт стал более неповоротливым, но иначе рюкзак запутался бы и оторвался в вертикальном каменном лабиринте.
Монт не замёрз за ночь, но проснулся, отчаянно дрожа, и сразу полез наверх, чтобы хоть немного согреться. И лишь когда это произошло, сел позавтракать. Жуя, он почувствовал, как откуда-то сверху скатывается очень холодный и до невозможности сухой воздух, от которого сразу запершило в горле. Монт подумал, что к этой опасности он не готов: внизу, в Долине, воздух всегда густой и влажный. А тут…
Монт начал задыхаться, ему показалось, что воздуха не хватает. Но неожиданно сердце успокоилось и забилось ровно, хотя в голове зашумело, и мысли немного спутались.
Дышать снова стало легче: сверху лился чистый поток, который Монт глотал с наслаждением. Конечно, его было меньше, чем внизу, но Монт привык к разреженному воздуху высоты, поэтому чувствовал себя неплохо.
Его вдруг охватило беспричинное веселье. Несмотря на то, что он понимал, что если повернёт сейчас, то вернуться назад не сможет – просто-напросто умрёт на полпути, не хватит сил спуститься в Долину. Поэтому оставалось одно: идти вперёд и надеяться, что доберётся до верха Стены прежде, чем умрёт. А если и умрёт, то наверху. Но подобный финал казался Монту маловероятным: войдя в расселину, он обнаружил в себе новые силы, которых должно хватить на что угодно – в том числе и на то, чтобы подняться на самый верх Стены.
Надежда дойти перерастала в уверенность: Монт почти не сомневался в успехе. Уж слишком много необычных изменений накопилось в окружающем – какого никогда не было в Долине.
Расселина практически не расширялась с высотой, но и не сужалась, что больше радовало Монта. Сначала он боялся, что, поднимаясь, через некоторое время упрётся в каменный свод, очутится в пещере, в каменном мешке. Воздух… мало ли откуда мог поступать воздух? Через любую дырочку, через какую человеку ни за что не проползти.
Останавливаясь для отдыха и еды, Монт каждый раз с надеждой поднимал голову: не брезжит ли свет? И с досадой убеждался, что ни малейшего проблеска не наблюдается. И продолжал движение в кромешной темноте, одну за другой нащупывая неровности каменных ступеней.
Так продолжалось довольно долго. Монт уже начал подумывать, не прилечь ли отдохнуть, но относительно ровной площадки достаточного размера не попадалось. И он продолжал ползти наверх.
Но воздух… воздух менялся. Влага почти ушла из него, и он лился сверху свежий, чистый, пахнущий какими-то травами.
Монт чувствовал, что цель близка, близка настолько, насколько он раньше не мог и желать. И ему очень не хотелось ещё раз ночевать во тьме на скальном уступе. И он всё лез и лез, стиснув зубы и упираясь в близкие стены расселины всем телом.
Неожиданно рука провалилась в пустоту. «Ещё одна терраса, – устало подумал Монт. – Придётся отдохнуть. Может, на ней и заночую».
Вокруг оставалась прежняя тьма, но, выбравшись на предполагаемый уступ, Монт не обнаружил поблизости и признака стен.
«Подземная пещера?» – подумал он и поднял голову. Вверху мерцало множество ярких точек.
«Светлячки, – догадался Монт. – Они живут в подземных пещерах».
Но светлячки сидели на месте, и не собирались отправляться в полёт, как время от времени делали в пещерах: тогда в воздухе появлялись красивые спирали и дуги.
«Почему они не переползают, а сидят?» – растерянно подумал Монт.
Дышалось необыкновенно легко. Монт, вытянув руки, сделал несколько шагов на дрожащих ногах, повернулся, чтобы осмотреться… И замер.
Вдали, у горизонта, горели огни.
Прокричала какая-то птица. Подул ветерок. И, в довершение ко всему, со стороны горящих огоньков послышались человеческие голоса.
Должно быть, Монт на несколько мгновений потерял сознание, но остался стоять на ногах, не упал, потому что когда вновь пришёл в себя, люди приблизились. Они несли горящие факелы, громко разговаривали и смеялись.
Свет факелов выхватил неподвижно стоящую фигуру Монта, и голоса замерли. Группа обступила Монта полукругом.
– Снизу? – спросил кто-то, и Монт кивнул:
– Снизу.
Среди людей, столпившихся вокруг, Монт вдруг узнал Парэля, парня из соседней деревни, который бесследно исчез три года назад, и окликнул его. Говорили, что он ушёл на Запад, в рудокопы, и там его завалило горной породой. А оказывается…
Парэль долго всматривался в перепачканную грязью фигуру, но вспомнил, узнав Монта по голосу:
– Монт! Ты? Наконец-то ты выбрался из этой дыры!
– Так ты не погиб? – пробормотал Монт. Ну конечно, как Парэль мог погибнуть, если тело так и не нашли?
– Я здесь уже три года! – важно произнёс Парэль и прижал к себе смеющуюся девушку. – Женился! Её зовут Вира.
– Поздравляю, – машинально произнёс Монт, и, вспомнив, тихо сказал: – Твой отец умер.
Парэль умолк на минуту, потом проговорил:
– Знаешь, я уже всех забыл. Мне кажется, прежняя жизнь в Ущелье была не со мной. Я вспоминаю всё, как во сне.
– В Ущелье? – удивился Монт.
– Так зовут нашу Долину здешние жители, – пояснил Парэль. – Она смотрится отсюда, как ущелье. Когда взойдет солнце, ты сам увидишь.
– А ты поднимался здесь? – кивнул Монт на выпустивший его провал в почве. В дрожащем свете факелов провал смотрелся, словно жующий рот.
– Нет, – покачал головой Парэль и махнул рукой, – там, далеко отсюда, севернее. Там тоже есть трещины. Но там скалы выходят на поверхность, и там никто не живёт. Я побрёл наугад… и набрёл на селение.
– На мой огород, – добавила жена Парэля. – Я пропалывала ростки.
Девушки принесли откуда-то воды в больших прозрачных кувшинах, и принялись со смехом поливать Монта, чтобы тот смог умыться.
Монту показалось, что одна из них глядит на него более внимательно, чем остальные.
Да и почему бы ей не выделить его? Монт разительно отличался от местных парней: постоянно лазание по скальным Стенам налили его мышцы той же несокрушимой крепостью, какой обладали и сами скалы.
Монт распрямил плечи – и девушки прыснули, поняв, для чего он это делает, но с любопытством и уважением ещё раз оглядели мощную фигуру.
Сели ужинать. Монт обратил внимание, что у здешних были не только факелы, у них имелись и какие-то маленькие штучки, которые, однако, испускали сильные лучи света.
– Это фонарики, – пояснил Парэль. – Тут много всяких штучек. Факелы – это для экзотики. Мы решили устроить вечеринку на природе.
– У Ущелья! – подхватила его жена. – Пока оно ещё есть.
И она щёлкнула по маленькому деревянному ящичку, который держала в руке. Из ящичка зазвучала негромкая музыка.
– Это радиоприёмник, – Парэль предупредил возможный вопрос Монта. – Далеко-далеко играет оркестр, а звуки переносятся сюда.
За едой Монт то и дело ловил на себе украдкой бросаемые на него взгляды девушки, которую звали Аэла.
Больше на него никто не обращал внимания – лишь парни слегка хмурились, видя в нём непрошенного конкурента. Но ни они, ни девушки не расспрашивали ни о чём – наверное, из деликатности. Да и что он мог рассказать нового? А Парэль наверняка успел нарисовать такую картину жизни в Ущелье, что каждый из верхних считает, будто оттуда люди просто обязаны сбежать. И радоваться, что оказались наверху.
– Что, парень, – нарушил молчание самый крепкий на вид парень, его звали Радл. – Небось, рад, что выбрался сюда?
Он был, пожалуй, даже покрепче Парэла: тот ощутимо сдал, три года не занимаясь скалолазанием.
– Рад, – кивнул Монт и отложил в сторону недоеденный кусок. Как объяснить те чувства, что обуревают его? В них не одна радость. – Понимаете, мы столько лет мечтали выбраться наверх! Искали разные места для подъёма, пытались из поколения в поколение… Первую часть пути я прошёл по крюкам, которые вбивал ещё мой дед!
– Да, – перебил его Парэль. – Предки здорово помогли нам!
– Так потихоньку все и выберетесь! – подхватил другой парень, Нурт.
– Если успеете, – усмехнулся Парэль.
– А что такое? – насторожился Монт.
– Края ущелья смыкаются, – пояснил Радл. – Через несколько лет, а может и меньше, трещины не станет совсем.
– Жалко! – надула губки одна из девушек. – Через что же мы станем прыгать?
Ошеломлённый, Монт замолчал. Ущелье закроется? Неведомый процесс, начатый столетия или тысячелетия назад – потому что никто не помнил, когда появилась Долина, – завершится, похоронив под толщей земли всех, кого знал и любил Монт!
«Они задохнутся!» – подумалось Монту. Но ещё раньше умрут от голода: если воздух ещё будет проникать сквозь трещины – не может быть, чтобы Ущелье сразу сомкнулось столь плотно, как человеческие губы – то свет солнца очень скоро исчезнет, и в Долине воцарится тьма. А тогда перестанут плодоносить растения… и все умрут.
– Раньше трещина была шире, – повторил Радл. – Края смыкаются. Старики говорили, в дни их молодости через неё боялись перепрыгивать, а теперь есть места, где это легко делают даже дети.
– А… – Монт замолчал, вспомнив, как однажды дед рассказывал, что нашёл в поле разбившегося человека. Он выглядел так, будто упал с большой высоты. Если бы труп лежал у подножия Стены, было бы понятно: свалился скалолаз. Но у человека не нашлось никаких причиндалов для скалолазания, и никто не смог понять, откуда он взялся. Человек был совсем чужой. Сначала подумали, что кто-то кого-то убил и отнёс в поле. Но пропавших без вести не обнаружилось даже среди скалолазов в дальних селениях. Так ни до чего и не додумались. А, оказывается, вон оно что…
– Надо идти, – Монт вскочил.
– Куда? – удивлённо посмотрел на него Парэль. – Ты что, собираешься вернуться?
– Да, домой, вниз! Надо предупредить их, рассказать… Ты пойдёшь со мной?
– Никуда он не пойдёт! – Вира схватила Парэля за руку.
Парэль покачал головой:
– Я разучился лазать по скалам. И покрываюсь холодным потом, когда представляю, что придётся не только спускаться вниз, а и возвращаться обратно.
– По однажды пройденному пути идти гораздо легче! – с жаром возразил Монт.
Парэль вновь отрицательно покачал головой, но ничего не сказал.
– Как ты можешь оставить их погибать? Там ведь твои братья и сестры! – возмутился Монт.
– А что они мне? – поднял на него глаза Парэль. – Я помню, как они попрекали меня куском хлеба, потому что я все дни проводил на скалах. Да и тебе, наверное, это знакомо.
Монт промолчал.
– Что они мне? – повторил Парэль. – Моя родина здесь, – и он прижал к себе Виру. Та счастливо засмеялась.
– Послушайте, – обратился Монт к сидящим у костра. – У вас такая техника, – он указал на фонарики, на радиоприёмник, на консервные банки и универсальный нож. – Неужели у вас нет ничего, что помогло бы спасти моих соплеменников?
– Попали ли они туда сами, или же боги разгневались и ввергли их в ущелье – что нам до того? – сказал Нурт.
– Нет, – покачал головой и Радл. – Нам незачем спускаться под землю. Всё, что нам нужно: металлические руды, соли – находится на поверхности, в горах, укрытые тонким слоем почвы. Нефть мы берём из озёр, где она прячется под асфальтовой коркой. Что нам делать под землёй? А Ущелье… Оно слишком глубокое, чтобы кто-нибудь смог добраться туда и жить там. Внизу большое давление. Никто из нас не сможет его выдержать.
– Да нет же! – Монт замолчал. Здесь, наверху, он чувствовал себя, в общем, неплохо. Но что-то будто распирало его изнутри. Сначала ему казалось, что – радость. А это, выходит, его собственное давление. Но пустяки, он привыкнет – привык же Парэль. Не это главное, главное – предупредить людей внизу, в Ущелье… в Долине.
– Подожди хотя бы утра, – обратился к нему Парэль. – Отдохни.
– Да, подожди, – подняла на него полные надежды глаза Аэла.
– Я должен вернуться и предупредить своих. Иначе их всех похоронит там… – Монт запнулся. Жизнь без солнечного света, какой бы ужасной ни казалась, была вполне возможной: уже сейчас во многих домах не зажигали огня, а обходились светом фиолетовых слизняков. Да и некоторые домашние животные, например, вертунчики, тоже могли подолгу обходиться без света в своих амбарах. И шерсть их тоже немного светилась, почти таким же светом, как у слизняков, и были они хрупкие и большеглазые…
– Хоть на несколько дней! – продолжала упрашивать Аэла.
Монт задумался. Он вспомнил предстоящий путь, подумал о том, что у него почти не осталось крючьев (а они обязательно пригодятся при спуске, особенно на участке, где он поднимался на одних когтях), что молоток тоже оставляет желать лучшего…
Он подумал, что ему предстоит не просто спуститься вниз, но ещё и убедить всех жителей, что им необходимо как можно скорее покинуть Долину. А для этого нужно объединить усилия всех… Но сначала ему придётся доказывать, что он не врёт и всё-таки был наверху.
Остаться здесь? А отец, мать? Дилич… Как быть с ней? Он же обещал вернуться.
А если ему не поверят? Нет, кто-нибудь поверит, а когда несколько человек поднимутся наверх, а потом вернутся – они смогут убедить всех! Если… если к тому времени ущелье не сомкнется и Долина не закроется.