Я не свидетель

— Тут много вопросов, — нахмурился Александр Тюнен.

— Хорошо бы заполучить какую-нибудь приличную фотографию вашего отца. Как это сделать?

— А черт его знает. Может напишите Каназову: мол, так и так, пусть пороется в комоде, он разобрался, где что там лежит, вдруг и найдет чего.

— Хорошо. Это мы попробуем сделать. Если, конечно, майор Каназов окажется столь любезен.

— Окажется.

— А в чем мог быть одет ваш отец?

— Возможно, в сером костюме, малоношенном.

— Отечественный, импортный? Фабричного изготовления или индпошива?

Тюнен удивился: «Те же вопросы, что и Каназов задавал. Как сговорились. Или это у них по единой милицейской шпаргалке отработано?»

— Плащ на нем должен быть. Это точно. Дома, в шкафу плаща нет. Без него он не мог поехать, холодно еще было. Плащ на теплой подстежке.

— А о плаще что-нибудь можете сказать? — спросил Левин.

Тюнену показалось, что человек, сидевший напротив, задал вопрос с ехидством, и он, зыркнув на Левина, ответил:

— Конечно, могу. Сам покупал ему этот плащ. Записывайте: импортный, темно-синий, с погончиками, на утепленной коричневой подстежке, она съемная, на «молнии», пятидесятый размер, — отчеканил Александр, как бы подразнивая Левина.

И вдруг тот, отложив шариковую ручку, сказал:

— Александр Георгиевич, мы ведь не в игру играем, зачем же нам пикироваться? Мы работаем по вашему же заявлению, так что…

— Ну, вы тоже…

— Продолжим, — сухо сказал Левин. — Опишите подробно внешность отца.

— Внешность?

— Рост, форма лица, цвет волос, глаз, какие-нибудь особые приметы, скажем, родинка или шрам, — подсказал Левин.

— Росту он среднего, худощавый. Лицо узкое и нос узкий с горбинкой. Губы обыкновенные, ни толстые, ни тонкие. Глаза… — Тюнен запнулся. Он не помнил, какой цвет глаз у отца. — Кажется, серые… Волосы светло-каштановые, почти седые. Особых примет вроде никаких.

— Ладно, — Левин отложил ручку. — Как долго вы сможете пробыть здесь?

— А как долго вы будете раскручивать это дело?

— Спросите чего-нибудь полегче… Какие у вас планы?

— Я в отпуске. У меня отпуск долгий, северный. Есть путевка на Пицунду. Но хрен с ней, буду сидеть здесь сколько потребуется: месяц, два, три.

— А жить где?

— Это моя забота. Не летать же мне из Старорецка в Дудинку, а из Дудинки в Старорецк. Смотаюсь только в Москву на неделю, дней на десять и вернусь…

— Хорошо, — сказал Левин.

— Что же случилось, как вы думаете?

— Александр Георгиевич, ничего я пока не думаю, — понимая тревогу Тюнена, мягко ответил Левин. — Будем искать.

— Если что — сразу дайте мне знать, — сказал Тюнен не уточняя для себя смысл слов «если что»… — До свидания.

«Что ж, в провинции живут и толковые милиционеры», — подумал Левин, схватывая скрепкой бумаги, сочиненные майором Каназовым, которые вручил Тюнен. Раздумывая, что предпринять дальше, он тихонько похлопывал ладонью по губам. Вряд ли это помогало, но давно стало привычкой, когда оставшись один, выбирал какое-нибудь решение. Так он просидел минут десять. Затем взял лист бумаги и стал писать письмо майору Каназову: