Я ползу сквозь (ЛП)

Почему Густав врет, я тоже не понимаю.

– Тогда как мы вообще оказались здесь? – удивляюсь я.

А у нас неплохие актерские способности. Для физика и биолога, во всяком случае.

– Ты просто нетерпеливая, – говорит он. Когда Гэри отворачивается, Густав легко улыбается мне. Густав знает, что я стараюсь не вступать в споры. Думаю, Густав вообще все знает, но мы об этом не говорим.

– Густав, я хотела есть! Моя сестра, наверно, с ума сошла от беспокойства! – Я с надеждой смотрю на Патрисию и Гэри: – У вас есть телефон – позвонить, сказать ей, что мы в порядке?

Гэри еще ни разу не улыбнулся.

– Здесь нет телефонов, – говорит он.

– Ясно.

Густав, похоже, собирается сказать что-то по-настоящему, но вместо этого снова подает голос его внутренний актер:

– А где мы?

Гэри берет Патрицию под руку, отводит ее в другую комнату дома на дереве и закрывает дверь. Я улыбаюсь Густаву.

– Мы ему не нравимся, – замечает он.

– Похоже, ему никто не нравится.

– Я надеялся на более теплый прием. И не думал, что придется врать.

– Не люблю врать.

– Она сказала, что они могут сломать его. А я строил его девять месяцев. Они не сломают его. Зачем им это?

– Не знаю.

– Она какая-то нервная. Слишком нервная, – замечает Густав. – Что-то пока не очень похоже на месторождение гениев.

Его слегка потряхивает.

– Ты тоже нервничаешь? – спрашиваю я.

– Я есть хочу. Мне нужно горючее.

– Здесь нет опасных рейсов, – вспоминаю я. – Так сказал мне мужчина из куста. Он сказал: «Оттуда нет обратных рейсов. Я вернулся, и посмотри, что со мной стало».

– Он любит преувеличивать, – напоминает Густав. – Помнишь лимонад?

– Но тут-то он не преувеличивал. На карте так написано.

– Приглашаем вас на бранч! – выбегает из другой комнаты ухмыляющийся Гэри. За ним идет Патрисия, и такое чувство, как будто Гэри украл ее улыбку и забрал себе. Ее лицо лишено всякого выражения, но каждый, у кого есть сердце, поймет, что она боится.

– Спасибо! – отвечает Густав. Кажется, я впервые слышу, чтобы он произносил что-нибудь с восклицательным знаком на конце. – На бранче будет кто-нибудь с телефоном? Станци очень нужно дозвониться до сестры!

Я снова натягиваю маску. Маску «я очень беспокоюсь и мне позарез нужно позвонить сестре».

Тут я вдруг ощущаю необъяснимую радость. Меня никто не тащит за падуб беседовать о доминантных и рецессивных генах. Я не черчу решетки Паннета. Не пытаюсь объяснить одноклассникам волшебство транскрипции и трансляции ДНК, чтобы они были лучше готовы к экзаменам. И я даже не скучаю. За два дня я успела позабыть обо всем этом, как будто той жизни никогда не было. Здесь мне нравится больше, хотя я еще не знаю, чего ждать от этого места. И чего не ждать.

========== Интервью (продолжение) — четверг ==========

Мужчина и оператор просыпаются в смежных номерах и с облегчением понимают, что землетрясение закончилось. В ресторане отеля никто больше не завтракает. Мужчина заказывает английский маффин и закатывает истерику похлеще извержения вулкана, когда на его заказе следы ножа, а не вилки.

Интервью первое. Розмари П. Хэтфилд (третий учитель здоровья)

Мужчина обращает внимание на то, какие длинные у нее ноги, и задается вопросом, где она покупает брюки по фигуре. Она обращает внимание, что ее очень раздражает его прическа, и хочет спросить, сколько геля он на них намазал, чтобы они так выглядели.

– Вы знаете что-нибудь о вертолете? – начинает опрос мужчина.

– О вертолете? – повторяет она. – Вы в нужном крыле, но физику ведут через несколько кабинетов.

Мужчина замечает плакат на стене: «40% беременностей – незапланированные». Розмари замечает, что он его читает:

– Все больше и больше моих учениц беременеет, и они ни хера не представляют, как это случилось.

– Хм, – подает голос мужчина, показывая в сторону работающей камеры.

– Что такое? А, я сказала «ни хера», да? Ой бля, точно, нельзя же.

– Политика ФКС, ничего личного. Хотите начать с начала?

– Можете просто запикать?

– Можем, но я просто подумал, может быть, вам захочется произвести впечатление более…

Он делает ей знак продолжать. Она снова смотрит на плакат:

– Есть один мужик в школьном совете… Детей нет. Но говорит, что об «этих современных детях» знает все. Требует, чтобы я учила только воздержанию. Взорвите его к черту. Меня осаждает стая родителей с гиперопекой, требуют, чтобы я не разрешала детям смотреть видео о родах. Взорвите их к чертям. Учительница математики говорит, что учить детей, как уберечься от заболеваний, передающихся половым путем, – не мое дело. А чье это тогда дело? Ее? Родители-то точно ни хрена их не учат. Взорвите их всех к черту! Знала ли я, – спрашивает она, – когда поступала в колледж, что мне понадобится пистолет, чтобы уберечь детей от герпеса? Поверьте, если бы я хотела убивать плохих парней, я пошла бы в копы!

Мужчина делает оператору знак продолжать снимать. Розмари продолжает:

– Мой папа был копом. Он был сделан из стекла. Все лучшие люди в мире сделаны из стекла. Сквозь него все видно. Ему можно верить.

Она замолкает, подходит к столу и хватает сумочку. Потом указывает на часы: