На первых порах в результате действия указов «два-два» создалась парадоксальная ситуация: в наиболее выгодном положении оказались… убийцы! Вот что писал в романе «Чёрные камни» Анатолий Жигулин: «Меры наказания за многие преступления, предусмотренные Уголовным кодексом РСФСР, действовавшим в 30-50-х годах, оказались несоизмеримы со специальными Указами, принятыми ещё до войны, во время войны и после неё, предусматривавшими меры наказания изменникам Родины и иным военным преступникам (15 или 20 лет исправительных работ или смертную казнь через повешение — для бандеровцев, 25 лет исправительных работ или расстрел — для власовцев) и в то же время столь же жёсткие наказания для людей, совершивших самые незначительные кражи государственного имущества (25 лет за несколько картофелин или горстей зерна, унесённых с поля, — так называемый Указ “два-два”). И в то же время всего 10 лет за убийство, всего 1–3 года за побег из мест заключения, за хранение огнестрельного оружия и т. п. Правосудие закачалось, дало большой крен сталинское “правосудие”. Но выход был найден — практически ко всем убийцам стали применять не 136-ю статью УК РСФСР (максимальное наказание во время отмены смертной казни — 10 лет ИТЛ), а статью 58-8 УК РСФСР — политический террор — 25 лет ИТЛ. Эту статью можно было применить практически почти к любому убийству, если убитый был членом ВКП(б), комсомольцем или всего лишь членом профсоюза, советским служащим. К беглецам стали применять статью 58–14 УК РСФСР — уклонение от работы с целью саботажа — 25 лет. Так появился в спецлагерях уголовный, воровской элемент с “политической” 58-й статьёй».
Варлам Шаламов в очерке «Сучья война» подтверждает о «побегушниках»: «Географические особенности Крайнего Севера были на Колыме причиной появления особой категории беглецов (красочный блатной термин — «ушедшие во льды»), которые никуда, по сути дела, не бежали, а прятались около трассы автомобильной дороги в две тысячи километров длиной, грабя проезжающие машины. В главную вину этим беглецам ставились не побег сам по себе и не разбой на большой дороге. Юристы видели в побеге уклонение от работы и трактовали эти побеги как контрреволюционный саботаж, как отказ от работы — главное лагерное преступление. Соединёнными усилиями юристов и мыслителей из лагерной администрации уголовный рецидив наконец был кое-как втиснут в рамки самой страшной, пятьдесят восьмой статьи».
Что касается упомянутых Жигулиным спецлагерей, или особлагов, они были созданы секретным приказом МВД СССР № 00219 от 28 февраля 1948 года: «Постановлением Совета министров СССР от 21 февраля 1948 года № 416–159 на Министерство внутренних дел СССР возложена организация особых лагерей в районе Колымы, на Дальнем Севере, Норильске, Коми АССР, в районе Караганды и в Темниках Мордовской АССР для содержания осуждённых к лишению свободы — шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций и групп и лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности. Содержание в особых лагерях осуждённых за другие преступления запрещено».
Особые лагеря заменили для политзэков каторгу, восстановленную в 1943-м и отменённую в 1948 году. А «мокрушников» и «побегушников» быстро перекрестили из уголовных преступников в политических. Равновесие в природе было восстановлено. «Мужикам», «политикам» и блатарям гарантировались равные права на «срока огромные»…
Эпоха блатных перемен
Для нас также важно то обстоятельство, что указы «четыре шестых» послужили причиной чудовищной резни в уголовно-арестантском мире, которая получила название «сучья война». О ней следует рассказать особо, тем более что большая часть «жиганских душ» полегла в заледеневшую землю не от тяжкой работы, а от «перьев» и заточек своих бывших собратьев.
Начнём с хронологии. Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» относит начало воровской резни к 1949 году: «“Сучья война” разгорелась примерно с 1949 года (не считая отдельных постоянных случаев резни между “ворами” и “суками”). В 1951, 1952 годах она бушевала». Любопытный штрих: война, по Солженицыну, разгорелась в 1949 году, но «сучья масть» существовала до этого, и постоянная резня по лагерям уже шла. В чём же её отличие от «войны»? Ответа нет.
Варлам Шаламов связывает начало войны с указами «четыре-шесть» и датирует её возникновение началом 1948 года. Михаил Дёмин утверждает, что уже к концу осени 1947 года «сучья война» полыхала по всей Колыме:
«— Насчёт сучни… Её здесь, оказывается, навалом. В каждом управлении половина лагпунктов — сучьи.
— Быть не может…
— Всё точно, брат, — сказал со вздохом Леший, — всё точно. На Сусумане — сучня, на Коркодоне тоже. И в Марково, и в Анюйске. И по всей главной трассе… Кругом ихние кодлы!.. Учтите, здесь на Карпунке тоже имеются суки. Недавно — мне рассказывали — такая мясня была, ой-ой! Пятнадцать трупов за одну ночь настряпали».