Я садовником родился

Александра кинула в него подушку, Леонидов увернулся и, увидев, как она потянулась за второй, подумал: «Вот тебе и женская логика! Цветы без повода – это подозрительно, да и не всякий повод, оказывается, можно озвучить». Выходит, врать женам нехорошо, но врать им надо? Потому что они сами хотят быть обманутыми. Вот чего не учел Серега! Белые розы предназначались жене! Так куда же в таком случае шел Анашкин?

2

Утром Ксюша проснулась с температурой. Леонидов уехал на работу расстроенным. Потом позвонила Саша и сказала, что был врач, ничего серьезного у ребенка не нашел. Но Алексей все-таки решил приехать домой пораньше. Хотя бы на два часа.

Весь вечер он, как мог, успокаивал капризничающую Ксюшу. Перечитав всего Корнея Чуковского, Леонидов почти охрип. А в одиннадцать, когда девочка, наконец, уснула, зазвонил телефон. Он готов был убить того, кто осмелился.

– Да?!

– Леша, ты еще не спишь?

– Сплю, Барышев, сплю. И не только я. У меня ребенок болеет. Так что ты не вовремя.

– Прости. Я не хотел ее разбудить.

– К счастью, тебе это не удалось. Говори уже, что случилось.

– Да тебе сейчас не до меня.

– И все-таки?

– Я болван. Ты гений, а я болван.

– Так. Когда?

– В восемь вечера. Сегодня. Те же характерные раны на шее и лице. И опять в вашем доме.

– Что ж ты сразу не позвонил?!

– Но это моя работа, а не твоя. Все уже кончено: ее в морг увезли. На вскрытие.

– А ты где?

– У старушки со второго этажа. В первом подъезде. Седьмая квартира. Это она опознала убитую.

– Так, – повторил Алексей.

– Я даже не прошу тебя зайти, – грустно сказал Серега. – Потому что не знаю, кто из нас двоих прав. И ты, и я. Такая петрушка получается. Во-первых, ее Маргаритой звали, а во-вторых, Анашкина видели возле тела. Он убежал, но скоро его возьмут. Так что ложись, Леша, спать.

– Спасибо, заботливый ты мой, – сердито ответил Леонидов. – Зачем же ты тогда позвонил?

– А я и сам не знаю! Спокойной ночи, – и Барышев повесил трубку.

– Кто это был? – заглянула в кухню, где он беседовал по телефону, полусонная жена.

– Ложись спать, – нахмурился Алексей.

– Барышев, да?

– С чего ты взяла?

– Опять кого-то убили? Леша, только не ври мне!

– Саша, тебе что, забот мало? Иди к себе в комнату! У ребенка опять температура может подняться!

– Ты думаешь, я сейчас усну?! Маньяк возле дома разгуливает, а я усну! Он же сегодня кого-то убил! И наверняка опять в нашем доме!

– А от меня ты чего хочешь?

– Я хочу знать, что его поймают.

– Конечно, поймают, – не очень уверенно сказал Леонидов. – Уже поймали.

– Ты опять врешь!

– Все, Саша. Я ложусь.

– Сделай что-нибудь!

– Что?

– Что хочешь! Я из дома выйти боюсь! Мужчина ты или нет?

– О, господи! Твою мать!

– Не смей ругаться!

– Истеричка! Как вы меня все достали! Я сам сейчас кого-нибудь убью!

Он выскочил в прихожую, схватил с вешалки теплую куртку и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. Какого труда стоило уложить Ксюшу! И вот вам пожалуйста! Его выгнали на мороз!

На улице он немного успокоился, должно быть, холод подействовал. Остудил его гнев. Леонидов вздохнул и пошел в первый подъезд. Через минуту он уже толкнулся в дверь, которая тут же открылась, словно его ждали. В седьмой квартире, в единственной комнате Барышев отпаивал валерьянкой старушку с седыми буклями. Такой же кудрявый, белый и насмерть перепуганный пудель тявкнул на Леонидова, на секунду выскочив из-под кровати, и тут же нырнул обратно. Алексей огляделся, и ему показалось вдруг, что ожила одна из любимых детских книжек: старушка с буклями, белый пудель, полосатый недовязанный носок, клубок шерсти с торчащими из него спицами. Идиллия, только пудель уж больно разошелся. Опять выскочил из-под кровати и тявкает.

– Ты еще тут, животное! Сгинь! – топнул на него ногой Алексей.

Пудель испугался и жалобно заскулил. Старушка громко всхлипнула.

– Да вы успокойтесь, Розалия Марковна, – огромный Серега Барышев попытался всунуть в ее сморщенную лапку стакан с водой. В комнате остро пахло валерьянкой. «Неужто пудель балуется?» – покосился на собаку Алексей. Старушка мелкими глотками пила воду.

– Да как же успокоиться, молодой человек? Я семьдесят семь лет прожила на свете, но мне никогда не было так страшно! Даже в детстве, когда арестовали папу. Тогда я еще не понимала, что это такое – смерть. Ведь он так и не вернулся. Он просто не вернулся. Понимаете? Все мы смертны. И я уже стара. Смерти не боюсь, хватит, пожила. Но мне хочется, чтобы все произошло тихо и спокойно. Естественно. Как и положено. Но то, что он делает – страшно. И кто, скажите, заберет Артемошеньку?

Старушка снова всхлипнула, белый пудель поник.

– Валерьянки ему дать? – спросил Барышев. – Дрожит весь.

– Лучше на руки возьми.

– Кис, кис, кис, – позвал Барышев, и старушка посмотрела на него удивленно. Пудель к Сереге не пошел, прижался к хозяйке и затих.

Алексей придвинул кресло поближе к дивану, на котором полулежала Розалия Марковна, и спросил у нее:

– Вы давно живете в этом доме?