Я слежу за тобой

Шлепая по асфальту своими эспадрильями, Алексис подходит к джипу. Она залезает в машину и захлопывает дверь.

– Знаешь ли, заниматься сексом в машине с каким-то пожилым мужчиной – это не нормально. – Алексис вздыхает. – Секс для тебя ничего не значит?

Холли даже не знает, что на это ответить. Секс – это обязанность и власть. Это способ получить желаемое. Как ей объяснить это сводной сестре?

– Это летняя интрижка, Лекс. На один раз.

– Но почему именно с ним? Он женат?

– Возможно. Но я-то нет.

– Холли. – Ее голос звучит твердо.

– Ты осуждаешь меня, Алексис. А сказала, что не будешь. – Холли становится дурно от выжидающего взгляда Алексис. – Пожалуйста, давай оставим эту тему? Если это так для тебя важно, я обещаю, что больше не буду так делать.

– Серьезно? Обещаешь?

– Да. Обещаю. Только если ты обещаешь, что не расскажешь папе или Лизетт. – Сделки Холли как карты в колоде: раскладываются в строго определенном порядке. Одно неверное движение, неправильное слово – и все вокруг нее рассыплется на куски.

– Не скажу. Я никогда тебя так не предам.

От чувства вины и презрения к себе у Холли перехватывает дыхание, но она выставляет палец:

– Клятва на мизинцах.

Этим она заслуживает широкую улыбку Алексис, потому что это их личный знак того, что секрет будет храниться.

Холли одергивает свое бордовое кружевное платье, которое ей не терпится поскорее снять и выбросить. Она заводит машину и защелкивает ремень безопасности. Алексис делает то же самое, и в этот момент замечает в подстаканнике между сиденьями золотую ручку.

Алексис протягивает руку и берет ее.

– Красивенькая. – Она рассматривает вещицу.

Сердце Холли стучит, как молот. Она прячет глаза.

– Спасибочки. Это подарок от… папы.

– Тут гравировка. Что значит «ЧЛ»?

Холли закрывает глаза. Ей хочется одного – чтобы эта ночь поскорее закончилась.

– «Частичка любви», – отвечает она и откашливается. – Папа подарил ее мне в день рождения мамы. – В этом вся проблема с ложью. Она как пожар. Для начала достаточно искры, и не успеешь опомниться, как она превращается в адское пламя пятого уровня опасности.

Алексис улыбается. Слава богу, она поверила. У ее сводной сестры красивая улыбка, но лицо постоянно скрыто под завесой каштановых волос, с которой она неизменно ходит еще с подросткового возраста. Холли убирает прядь со щеки Алексис. Та на секунду задерживает ее руку у себя на щеке, а потом касается кулона со знаком «янь» у себя на шее.

Холли касается своего. Потом она берется обеими руками за руль, включает передачу и выруливает на дорожку к парковке.

По дороге домой девушки молчаливы. По крайней мере молчание хранит Алексис. Холли же болтает обо всем, что только придет в голову.

Когда она паркуется за отцовской «Теслой» на круговой подъездной дорожке возле особняка, ей нестерпимо хочется спать, и она зевает во весь рот.

Алексис смеется.

– Что случилось с моей сестрицей-тусовщицей, которая не унимается ночь напролет?

– Сидение целыми днями с маленьким ребенком выматывает.

– Ты последний человек, кого я могла бы представить сидящим с малышом все лето напролет.

Это обидно.

– Почему?

– Я не имела в виду ничего плохого. Просто обычно ты вся в отцовском бизнесе или ходишь на приемы.

У Холли внутри все переворачивается.

– На самом деле быть няней мне нравится больше. Сара – мама ребенка – супермилая, а Джейкоб в самом деле лапочка.

Холли глушит мотор. В салоне зажигается свет. Она убирает волосы с плеча, и глаза Алексис сужаются при виде ее шеи. Холли инстинктивно трогает это место рукой.

– Что?

– У тебя там отметина.

Холли открывает зеркало на козырьке, и при виде этой отметины щеки у нее пламенеют. На ключице красуется засос размером с десятицентовую монету. Она ничего не отвечает Алексис и с отвращением перекидывает волосы обратно через плечо, чтобы скрыть отметину. Они обе выпрыгивают из машины.

В доме темно. Похоже, отец и Лизетт уже легли спать. Завтра она расскажет им о продвижении в процессе закрепления намерения Чарли инвестировать. Но тут в окне гостиной вспыхивает свет. Проклятье. Отец с Лизетт, наверное, услышали, как подъехал джип. Ей ничего не остается, как встретиться с ними и поговорить. Но она не может упоминать имя Чарли до тех пор, пока Алексис не уйдет спать. Этот вечер будет бесконечным.

Вместе с Алексис они поднимаются по двум широким лестничным маршам к шиферно-серой поворотной двери. Она всегда открывается с трудом, будто стремясь удержать внутри дома все секреты.

Когда девушки заходят в просторный входной холл, их окатывает волной холодного воздуха. Лизетт всегда держит температуру как в морге, чтобы лучше сохраниться. Но когда они с Алексис оказываются в гостиной, холод тревожит Холли меньше всего. Отец и мачеха с каменными лицами сидят на диване и пристально смотрят на нее. В глотке Холли ощущает привкус Чарли, и ей кажется, что ее вот-вот вывернет на драгоценный пол Лизетт.