— Нет, что ты, он никому ничего никогда не расскажет, — заверяет меня мужчина. — Это профессиональная этика. Его клубы — это закрытые территории. И он умеет скрывать любые тайны. Для него — это престиж заведения. Если кто-то узнает, что Михен превратился в сплетника, да он же разорится сразу, потому что потеряет всех своих клиентов. Так что можешь не беспокоиться на этот счет.
Он шумно выдыхает, и смотрит мне в глаза.
— Лена, пожалуйста, давай начнем все сначала, давай ты не будешь делать аборт, я так хочу этого ребенка, от тебя, понимаешь? Это наш ребенок. Это плод нашей с тобой любви. Пожалуйста не надо избавляться от него. Дай мне шанс все исправить. Прошу…
Я какое-то время смотрю в глаза Антона, и чудится мне в них нечто темное и неконтролируемое, готовое вот-вот вырваться наружу, стоит мне дать «неправильный ответ». Там больше нет вины. Есть лишь решительность и ожидание моего ответа. И сейчас от него, будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь, и вполне возможно, что не только моя…
А ведь этот мужчина может очень многое, он мне уже один раз угрожал… Что если и сейчас, он начнет это делать вновь, и, если исполнит свои угрозы. Что будет тогда?
«Худой мир, лучше доброй войны…», кажется так сказал Цицерон? Да и мне ли воевать с Антоном? С его связями и упертым характером, доставшимся от отца?
С каждой секундой моего молчания, взгляд Антона становится всё тяжелее и тяжелее. И в конце концов я опускаю свои глаза, понимая, что уже не могу сопротивляться его напору.
Антон медленно, словно я пугливое животное, поднимает свою руку, и осторожно сначала двумя пальцами касается тыльной стороны моей ладони, и видя, что я не убираю её, полностью накрывает, и очень нежно сжимает. Его прикосновение обжигает, и я чувствую, что моё тело действительно скучало по нему, внутри все переворачивается от противоречивых эмоций, ледяной ком в моей груди, почти полностью таит…
Он берет мою руку, подносит к своим губам, и очень нежно начинает целовать каждую костяшку моих пальцев. Я чувствую, как перед глазами всё мутнеет, а к горлу подкатывается предательский комок.
Мне страшно сказать ему «нет», и страшно сказать «да»… Я больше не верю ему… И что мне делать я не знаю.
И единственно правильное решение — это найти в своем сердце любовь, забыть то, что натворил этот мужчина. И дать ему еще один шанс, а заодно и себе обрести… что? Счастье?
Смахнув второй рукой слезы с обеих щек, я ловлю напряженный взгляд Антона.
— Что если я скажу тебе «нет», как ты поступишь? — тихим, но твердым голосом спрашиваю я.
Антон резко дергается, рот кривится в болезненной гримасе, а в глазах появляется растерянность. Он какое-то время пытается найти ответ на мой вопрос, и я вижу, как в его взгляде появляется сожаление и горечь.
Он возвращает мою руку на место, и следом опускает свою голову. Ворошит и так растрепавшиеся волосы, а затем решительно встав со стула, говорит:
— Я клянусь, что никогда на свете не причиню тебя вреда, и клянусь, что сделаю все, чтобы ты простила меня…
Наклонившись, он приближается совсем близко к моему лицу, и шепчет прямо в губы:
— Но я никогда не смогу тебя отпустить….
Антон нежно проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, и так же шепотом добавляет:
— И я приму любое твое решение относительно нашего ребенка. Если ты решишь сделать аборт, значит так тому и быть, если решишь его оставить, значит будем его растить вместе. А сейчас тебе надо отдохнуть, я вернусь завтра, и всегда буду возвращаться к тебе.
Он сдерживает свое слово и каждый день приходит ко мне, приносит фрукты, сладости. И говорит, говорит, говорит… Он рассказывает о том, что встречался с мамой и Полиной, они долго разговаривали… Отчитывал Михаила Юрьевича, чтобы он больше не лез в его жизнь… а еще рассказывает о нашей помолвке, которая состоится уже очень скоро, и он пригласил на неё кучу своих друзей и знакомых. И что снял в аренду один из ресторанов, что принадлежит его другу Михену…
А я слушаю его и понимаю, что этот мужчина неисправим, и готов идти напролом, совершенно не обращая внимания на мое мнение…
И на пятый день моего пребывания в больнице, когда ко мне приходит гинеколог и сообщает, что моё состояние стабилизировалось, я решаю оставить ребенка…
Можно жалеть себя бесконечно, обижаться на Антона тоже бесконечно, но к чему все это приведет?
К тому же «мир» не такой уж и «худой»…
ЭПИЛОГ
Одну неделю спустя…
Помолвка… Как много в этом слове, и одновременно безумно мало. Антон забрал меня из больницы, и всю неделю чуть ли не каждую пылинку сдувал. Окружил такой удушающей заботой, что вчера я уже со злости бросила в него тарелку с едой.