– Журавлева, ты всегда такая вредная? – устало вздохнул, а я улыбнулась бы, но слишком сильно разъедало внутри это чувство тревоги за малышей. Как они там? Что их непутевый батя натворил на этот раз?
– Может, хотя бы расскажешь, что стряслось? – накинул на плечо ремень и согнулся, пытаясь найти под сиденьем рычажки, чтобы отодвинуть его и вместить свои длинные ноги. Но он-то не знал, что моя машинка не предназначена для таких великанов. – Где регулировка?
– Сломана, – ответила озабоченно, даже не глядя в сторону собеседника, выруливала с парковки.
Пашка застонал и раздвинул ноги, чтобы хотя бы так уместиться. В моей маленькой машинке он выглядел еще б
– Пиздец, Журавлева. Тебе пора менять тачку на нормальную.
– Эй, у меня нормальная машина! – его болтовня все же отвлекла меня от дурных мыслей, и я возмущенно на него покосилась, а Суворов упрямо повторил.
– После того, как приедем, я пригляжу тебе колеса получше.
– Паша! Прекрати нести чушь, мне моя машинка нравится! И самый большой плюс в ней – это то, что она куплена не в кредит!
– Вот именно, это единственный ее плюс, – похоронно повторил и я все-таки улыбнулась. – И не забывай на ней ты меня сбила, так что у меня давняя и крепкая нелюбовь к красным малолитражкам. Смирись.
– Мне проще не катать тебя на ней, вместо того чтобы ее менять, Суворов. Смирись.
– В ней даже ну получится потрахаться нормально на заднем. Да ты там даже одна не уместишься, не говоря уже обо мне.
– Потрахаться… что ты…?
Плюнула, закатывая глаза. Этот человек невыносим! Невыносим просто! Зачем я вообще его взяла с собой? Стоп, а ведь я его не звала, он поехал за мной сам. Сам меня отпросил. Сам вызвался составить компанию. Нет, не так. Сам поставил меня перед фактом, что едет. В этом весь Суворов.
– Куда мы все-таки едем? – спросил, пользуясь тем, что мы выехали на трассу, и движение стало не таким интенсивным. А я поняла, что не отвечать ему просто не красиво.
– В Воскресенку. Это маленькое село на окраине области, примерно километров в двадцати отсюда…
– Я знаю, где это. Зачем мы туда едем? – выделил первое слово, и я поежилась, только сейчас понимая, что не хочу знакомить Суворова со своим семейством. В какой-то степени я стыдилась брата-алкоголика – единственного родственника, который у меня остался. Пашке ни к чему знать такие подробности. Но, с другой стороны, он все равно поймет куда мы и зачем, и утаивать это от него глупо.
– Там живет мой брат. С семьей.
– О как. Не знал, что у тебя есть брат, в личном деле об этом нет инфы.
– Он сводный, у нас разные отцы, да и… в общем длинная история. Стоп! Откуда ты знаешь, что написано в моем личном деле?
Пашка улыбнулся и потянулся к радио, чтобы найти повод не отвечать на мой вопрос, но его ждал очередной сюрприз, и я злорадно отметила, что Суворов разочарованно откинулся на спинку сиденья.
– И музыка у тебя не работает, да?
– Там просто подключать ее надо, а я не умею и до сервиса лень доехать. Да и песни отвлекают от дороги…
– Все, Журавлева. Дальше можешь не оправдываться, я понял.
Помолчала секунд тридцать, а потом сдалась.
– Что ты понял?
– Что тебе давно пора выкинуть это корыто.
Путь до Воскресенки прошел мирно, и как только мы свернули на побитую колесами тракторов дорогу, Пашка заговорил.
– Почему мне кажется, что ты боишься сюда ехать?
Он сам того не ведая попал точно в цель, и я крепче вцепилась в руль, стараясь дышать ровно.
– Я не боюсь ехать именно сюда, все-таки здесь мой дом.
Пашка молчал, призывая продолжать, а я все-таки сдалась и вздохнула.
– Ладно, сейчас ты сам все поймешь.
В селе было две крупных улицы: Ленина и Победы. Они шли параллельно, соединяясь маленькими переулками на три дома. Как было заведено раньше – улицы огибали озеро и шли дугой вдоль берега. Свернула на Ленина и подвернула к третьему от переулка дому.
Когда я была совсем маленькой он казался мне больше: широкий темно-бордовый дом с высокой крышей из серого шифера. Красивые большие двустворчатые окна в обрамлении синих ставен с белыми узорами.
Палисадник здесь – отдельная тема. Я всегда удивлялась, почему у всех соседей они сделаны из коротеньких дощечек, заостренных сверху, а у нас он был огорожен прозрачной сеткой, держащейся на пяти железных столбиках. Мама вторила что так лучше видно ее розовые кусты, да и из-за высоты (столбы почти полтора метра и сетка тоже) мало кто мог бы в него забраться и подглядеть в окна. Я отвечала, что кусты красной черемухи и рябины, которые разрослись у тех самых окон служат лучшей защитой, но это не меняло сути – палисад стоял и по сей день. И да, я была выше верхнего его края всего на полголовы.