Пленные дали отрицательный ответ, сказав, что ежегодно ими отмечается семь праздников, каждый из которых посвящен одному из ангелов, приближенных к богу, им посвящены дни недели, которых тоже семь, и в первый день месяца Хаммаль (Овен), когда празднуют Навруз, буюры семь дней посещают храмы и вручают управителям-мутавали свое пожертвование-закат, которое вплоть до следующего Навруза и составляет средством пропитания для служителей культа.
Верование буюров состояло из смеси идей ислама и зороастризма. Они, считая себя мусульманами, содержали храмы Огня, делали в них пожертвования, поступавшие в прямое распоряжение их управителей. Я спросил одного из пленных, совершают ли они сами намаз. Он ответил утвердительно. Я, натянув повод своего коня, остановился и сказал: «Соверши-ка намаз, чтобы я увидел как ты это делаешь». Тот человек, обратившись лицом к солнцу, потряс несколько раз руками и тихо проговорил что-то, затем сказал, что это и был его намаз. Я спросил: «Разве во время намаза вы не обращаетесь лицом к Кибле?» Буюр ответил: «А как же…», и, показав в сторону солнца, заявил, что это и есть Кибла. Я спросил: «Значит вы считаете солнце своей Киблой?» Буюр ответил утвердительно. Я спросил: «У вас есть духовный глава?» Он вновь дал утвердительный ответ, добавив, что им является управитель-мутавали храма.
Солнце зашло и настал вечер, а нам до города буюров все еще предстояло пройти некоторый путь. Я подумал, что ночью вплотную приблизившись к городу мы подвергнем себя опасности и поэтому приказал войску остановиться и разбить лагерь. Я сказал военачальникам: «Мы находимся в местах, где даже песчинки в степи настроены враждебно по отношению к нам, не говоря уже о людях, поэтому знайте, в любое мгновение на нас могут напасть». Наш лагерь расположился в местности, где было много холмов и неглубоких лощин, что создавало благоприятные условия для внезапной атаки врага. Еще до того, как шум в лагере стих и воины уснули, я расставил на холмах сторожевые посты, а также назначил передвижной караульный отряд, задачей которого было совершать регулярный обход сторожевых постов и проверять не спят ли караульные.
Воин после нескольких изнуряющих дней похода и сражения устает настолько, что, стоя на посту, может непроизвольно заснуть, поэтому и нужен передвижной караульный отряд, который регулярно наведывается к обычным часовым, и если те спят — будит их. Я беспощаден к дозорному, заснувшему на своем посту, если известно, что он не был до того уставшим. Не следует слишком уж ожидать, что воины, сражавшиеся от рассвета до заката и назначенные в ночной караул, будут бодрствовать. Если такой воин и заснет на посту, наказать его следует лишь тем, чтобы разбудить его и не позволить спать дальше. В ту ночь я не ел, чтобы не уснуть. Ночью я спал урывками, просыпаясь через каждые несколько минут, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Иногда я выходил из шатра и оглядывал окрестности, однако ничего необычного я не заметил.
Забрезжил рассвет и совершив намаз, я позволил себе короткий отдых до той поры, пока не проснулось войско. Свернув лагерь и выстроившись в боевые порядки мы двинулись в направлении города буюров. Глядя на тот город издали я поразился его протяженности, он выглядел обширнее Самарканда. Но пленные развеяли мое заблуждение, разъяснив, что такое кажется из-за удаленности домов друг от друга — они не были построены рядом один с другим, а возводились каждый на отдельном холме, отстоя далеко друг от друга. И человек, глядя на те дома издали мог подумать, что перед ним огромный город, подойдя ближе он мог убедиться, что в том городе на наберется и тысячи домов.
Я все еще разглядывал с холма дома, видневшегося вдали города когда разведочный дозор сообщил о появлении противника. Командующим флангами я передал, чтобы были особенно внимательны — нападение могло последовать в любой момент. О том, же самом я предупредил еще раз и тыловое охранение — арьергард войска. Внезапно со всех сторон — спереди, справа, слева и сзади началась яростная атака буюров. Их появилось такое множество, как если бы эти воины и воительницы вырастали из земли подобно траве, я не случайно упомянул воительниц — вместе с мужчинами на нас шли вооруженные женщины.
Я приказал, чтобы задействовали кавалерию на флангах и центре войска, чтобы раздавить врага, не делая различий между мужчинами и женщинами. Все конники, исключая резервный отряд, и я вместе с ними, ринулись вперед. Женщина с каким то заплечным мешком кинулась навстречу, пытаясь достать саблей моего коня. Я опередил ее, разрубив ей голову надвое секирой. Женщина упала и вдруг раздался детский плач и к удивлению своему я увидел, что за печами той женщины была привязана не котомка, а ее грудное дитя.