Старец склонил предо мной голову и молвил: «О великий эмир, вот моя голова, а вот твой меч. Поступай как сочтёшь нужным». Я сказал: «Если бы я желал отнять жизнь твою и других служителей храма, не стал бы ждать когда ты соизволишь дать на то свое согласие». Затем я задал ему несколько вопросов, касавшихся ислама и зороастризма. Он не сумел на них ответить и я придя к заключению, что его знания поверхностны, сказал себе: «Не следует ожидать многого от степняка — буюра, не видавшего ничего, кроме здешних мест и здешнего мактаба». Я спросил, грамотен ли он. Он ответил отрицательно. Я спросил: «Если не обладаешь грамотой, как в этом случае ведешь счет времени и определяешь, что настал Навруз и посему велишь людям праздновать семь дней?» Старец, показав на солнце, ответил: «Два дня в году день и ночь бывают равными по своей протяженности. Один раз это происходит в начале весны, когда начинается теплый период, а второй раз — в начале осени, когда наступает период холодов. Когда начинает теплеть и солнце уходит прямо на запад, я понимаю, что день и ночь сравнились, тогда я объявляю людям, что настал Навруз. Я понял, согласно такого расчета между фактической датой первого дня месяца Хамаль и Наврузом по-буюрским представлениям может оказаться разница от десяти дней до целого месяца.
Мутавали и служителям храма я сказал: «Вы освобождены от возмездия, однако жители этого края должны быть наказаны». Мутавали храма спросил: «О великий эмир, за какое деяние должны быть наказаны жители этого края?»
Ман малик будам ва Фирдавс барин джаям буд Одам овард дар ин дайри харобам афканд (Был я царем и местом моим был райский сад Адам же вверг меня в эту убогую земную жизнь)
Хафиз имел ввиду что нам воздастся за грехи Адама, что Господь изгнал нас из рая. Основываясь на этом, поскольку несколько ваших буюров умертвили моего сына, весь этот народ в моих глазах является виновным и если бы суд по этому делу вершил Господь, то и он приговорил бы к наказанию весь народ буюров».
С того дня, весь период, пока войско пребывало в краю буюров, мы убивали каждого, кто попадался на глаза, женщин постигала та же кара что и мужчин. Оставшиеся в живых буюры, больше не смели стоять на нашем пути и оказывать сопротивление. Мне необходимо было возвращаться и я увел войско из земель буюров. Решив идти через Фарс, по дороге я увидел развалины Тахт-э Сулеймана, о которых говорили, что они двигаются от дуновения ветра. Осмотрев те развалины, я испытал сильнейшее удивление от того, что ветер мог двигать этот величественный престол, каждый камень которого весил множество харваров (мера веса, равная примерно 300 кг.), вознося его к небесам, перенося с востока на запад. Спустя несколько лет, будучи в стране Шам и встретившись с тамошними учеными, черпавшими сведения из исторических трудов греческих мыслителей, я узнал, что Тахт-э Сулейман, вопреки всему тому, что о нем говорят, на деле был вовсе не престолом Соломона, а столицей одного из древнейших властителей Фарса, которая позднее была разрушена и сожжена Искандером (т. е. Александром Македонским).
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Чума
Еще раз я решил возвращаться на родину через Хорасан. Несмотря на то, что мой путь пролегал через Фарс, входящий в мои владения, я все время высылал вперед разведочные дозоры, а позади войска назначил арьергард для прикрытия тыла. Через два дня, после того, как мы выступили из Тахт-э Сулеймана, дозорные сообщили, что видят некую толпу безоружных людей, двигавшихся нам навстречу, а затем поступило сообщение, что люди те — беженцы. Дозорные спросили их о причине их бегства, те разъяснили что бегут от чумы. Я велел привести нескольких из них ко мне, чтобы расспросить, откуда появилась та болезнь. Они ответили, что люди мрут от чумы в городах, расположенных на юге Фарса. Города которые называли беглецы, были морскими портами, расположенными на территории Фарса.