Я ожидал, что Тогрул Булак, который, как говорили, может одной рукой, словно ребенка, оторвать меня от земли, выйдет навстречу со своим войском и преградит мне путь, однако никто не стоял на моем пути, и я добрался до Халеба беспрепятственно. Я увидел большой город, прикинув в уме длину окружающей его городской стены, я нашел, что она составляет три фарсанга. Подойдя к Халебу, я увидел, что городские ворота заперты, а на стене выставлены сторожевые, из этого я заключил, что Тогрул Булак трус, боявшийся умереть.
Из жизненного опыта я знаю, что воитель, не страшащийся смерти, не прячется в крепости, сам же я с первого дня участия в сражениях и до сих пор, никогда не отсиживался за стенами крепости.
И сыновей своих я учил, чтобы не прятались за кирпич и камни ради спасения тела и души, а полагались на твердость в сердце и силу собственных рук, потому что прячущийся в крепости обретает бесславный конец и в конце концов сдается, не выдержав голода.
Поняв, что Тогрул Булак трусит, я уверился в своей победе над ним. Была осень, погода казалась ни холодной, ни жаркой, я велел разбить лагерь к северу от Халеба, а войску охватить город кольцом.
Вечером, после намаза я собрал военачальников, с которыми поделился результатами своих наблюдений касательно крепостной стены Халеба — она была сложена из кирпича и глины и ее высота не превышала восьми заръов. Я сказал: «Делать подкоп и устраивать взрыв под такой стеной — равносильно тому, что принизить себя. Вы — воины, бравшие без помощи пороховых зарядов высочайшие и самые прочные в мире крепостные стены, я имею в виду Дели, и никто не сумел помешать вашей победе. Для мужей, подобных вам, взятие крепостной стены Халеба — детская игра, вам достаточно применить деревянные и веревочные лестницы для того, чтобы влезть наверх, войти в город и раскрыть ворота. Передайте своим людям — взяв город, они могут по своему усмотрению распорядиться жизнями и имуществом его обитателей, после окончания битвы каждый может брать любую добычу, любого пленника. Я приказываю с утра сколотить штурмовые лестницы, изготовить веревочные лестницы с крюками, чтобы можно было цеплять их за стены».
Военачальники склонили головы в знак повиновения, и я узнал, что они сознают то, что я не намерен жертвовать их жизнями а самому при этом оставаться невредимым.
Все они знали, что не страх перед ранами или возможной смертью, а лишь необходимость управления войском могут препятствовать моему прямому участию в схватке. Я отпустил военачальников и велел принести еды. В походе и боях моя еда состоит из того же самого, что выдают простым воинам, об этом знают все, начиная от полководцев и кончая простыми воинами. В походе и в бою я не питаюсь особыми блюдами и довольствуюсь пайком рядового воина.
Но в ночную пору я воздерживаюсь от приема пищи, если конечно не испытываю голода, в этом случае ограничиваю себя небольшим количеством еды, чтобы сон был чутким и обходить ночью лагерь. Караульные вставали на моем пути. Узнав меня, они отходили в сторону, давая дорогу. Я вышел за территорию лагеря и прошел на позиции, охватившие город кольцом, и там караульные проявляли бдительность, возникая передо мною и пропускали, узнав, кто идет. Все понимали, что в ту и в последующие ночи возможна вылазка со стороны врага, поэтому надо быть готовым к ее отражению и одновременно возможности ворваться в город в тот момент, когда откроют его ворота.
Обойдя часть позиций, я поднялся на холм, чтобы попытаться заглянуть внутрь города. Я увидел лишь несколько горящих факелов, установленных на верхушках минаретов и крышах мечетей. Было прохладно и свежо, подняв голову я увидел сверкающие на небе звезды.
Я знал все те звезды по их названиям, ибо они помогали мне в в моих ночных походах, и я знал, где располагается каждая звезда в тот или иной час ночи. Стояла тишина, лишь время от времени раздавался крик совы, отдаваясь эхом в городе. Я знал, что суеверные люди считают крик совы дурным предзнаменованием, я же не верю в это. Я знаю, что совы и некоторые другие пернатые днем отсиживаются в своих гнездах, ибо солнце слепит их глаза, покидая их лишь в ночную пору и их крики не содержат ни доброго, ни зловещего предзнаменования.
Крик совы не пугал меня, но всякий раз когда слышу его ночью, он наводит на меня воспоминания о прошлом и размышления о будущем этого бренного мира. Прошлое мира четко предстает перед моим взором, ибо я читал много книг об истории, однако его будущее видится неопределенным, ибо не могу знать, что его может ожидать. Однако знаю, что прошлое во многом определяет каким оно будет, это будущее.