Я все скажу

Поджаров профессионально пощупал и отложил в сторону другие вещи: очки, книжку, пуловер, запасную рубашку, носки, нижнее белье – и вдруг выудил темно-синий футляр, купленный Богоявленским у Ледницкого в придачу к поддельному кольцу. Он распахнул его – и поэта чуть не хватил удар. Там лежал тот самый перстень. Еще один.

* * *

Дальше все было как в тумане. Словно через невидимую, но плотную стену воспринимал он происходящее – как бы не с ним.

Как следователь вызвал из коридора сержанта – а с ним вернулась и Кристина.

Как он провозгласил: «В соответствии со статьей девяносто первой Уголовно-процессуального кодекса вы, гражданин Богоявленский, задерживаетесь по подозрению в совершении преступления».

Как приказал сержанту: «Наручники на него надень. Сзади» – тот завел руки поэта за спину и защелкнул на них «браслеты». Неприятное ощущение: скованно, беспомощно, больно.

Как Кристина воскликнула: «Боже мой, за что вы его!» – а поэт в ответ усмехнулся: «Как-то слишком много ты тут болтала».

И как его повели вниз, сначала по коридору, потом по лестнице, а Кристина бежала рядом и кричала: «Юрочка! Это ошибка! Юрочка! Я найду лучшего адвоката! Тебя завтра же освободят!»

Он же скороговоркой сказал ей: «Пожалуйста, собери вещи. Возьми там мои ключи, от квартиры и от машины. Заезжай ко мне домой и покорми Масика. Корм – на стиралке, в баночках».

– Я все сделаю, но ты не волнуйся, тебя отпустят скоро.

Потом он увидел, что в дверях гостиной стоят и смотрят на него, идущего под конвоем, владетельная теща Елизавета Васильевна (Лиза) Колонкова и ее дочь Влада, вдова погибшего, и на лицах их отражается отчасти удовлетворенное, отчасти брезгливое чувство.

На улице, у роскошного крыльца, куда они полсуток назад прибыли с большущей помпой, его усадили в милицейский «Патриот». Рядом поместился парнишка с автоматом, которому он давал автограф, а следователь, сопровождавший их, бросил шоферу: «Везите в отдел. Пусть оформляют».

Над Подмосковьем светало. Кончалась осенняя ночь.

По пустынным проселочным дорогам они за полчаса долетели до МКАДа, потом дорога сделала кульбит и снова стала отдаляться от столицы. Мелькнул дорожный указатель «Одинцово», и вот они уже въехали на территорию, окруженную забором с мотками колючей проволоки поверху. Внутри помещался щегольской трехэтажный домик с мансардами. Его можно было бы принять за гостиницу, когда бы не «колючка» по периметру и двуглавый орел на вывеске, а ниже надпись: «Отдел полиции».

А там, внутри, известного поэта, члена Союза писателей, а также Литфонда и международного Пен-центра засунули в самый натуральный «обезьянник»: решетки от пола до потолка и одна лавка. Слава богу, наручники сняли. И никого больше в заточении не было. Богоявленский немедленно растянулся во весь рост на скамье, разминая руки, натертые наручниками. Он чувствовал себя на удивление удовлетворенным. Как говаривала школьная учительница, прекрасная Вероника Николаевна: «Каждый настоящий русский писатель должен посидеть в тюрьме. Только это сначала еще нужно заслужить». И вот он – заслужил. Как Достоевский и Солженицын. Заболоцкий, Клюев, Мандельштам… Гумилев…

На удивление, эти мысли примирили его с действительностью, и через пару минут он, неожиданно для самого себя, заснул.

История перстня – глава седьмая.

Август 1921 года.

РСФСР, Петроград

Прошло всего полгода после того, как Блок сделал доклад о Пушкине и подарил Гумилеву кольцо великого русского поэта. Однако в Петрокоммуне произошло с тех пор множество событий, удивительных и ужасных.

Даже рабочие и матросы не хотели больше терпеть большевиков – случился Кронштадтский мятеж.

Его потопил в крови примчавшийся из Москвы с верными войсками Тухачевский.

А Блок стихов действительно больше не писал. Он умирал тяжело, кричал от боли. Ему кололи морфий.

Александр Александрович скончался в Петрограде 7 августа 1921 года.

А за три дня до того, там же, в Петрограде…

4 августа 1921 года

Протокол

На основании ордера Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Союзе Коммун Северной области за № 1071 от 3/VIII – 1921 г. произведен обыск в д[оме] № 14 кв[артире] № 34 по ул[ице] Морской.

Согласно данным указаниям задержаны: гражданин Гумилев Николай Сергеевич [Степанович]. Взято для доставления в Чрезвычайную Комиссию следующее: переписка, другого ничего не обнаружено. Оставлена засада для выяснения[25].

– Товарищ Агранов, об изъятии перстня с печаткой желтого металла писать?

– Ты с ума сошел, товарищ боец!