Я всегда буду с тобою

Все более погружаясь в свои печальные раздумья, все менее принимая участия в них, оставаясь простым зрителем, их созерцателем, его поразила одна мысль, поразила неожиданно, словно бы он шел в темноте по пустому пространству и со всего маху налетел на неприступную кирпичную стену: «А ведь я уже простил ее» – такова была суть этой мысли. В самом деле, как сильна была его ярость, его обида на Анну тогда, в кофейне. Теперь ни ярости, ни обиды не было, хотя он и сейчас ясно осознавал всю правильность и справедливость его негодования. Но злиться теперь не мог. «Я пожалуй уже простил ее» – не без доли сожаления еще раз подумал он. – «простил ей семь лет, безвозмездно утраченных. Ведь благодаря ей я теперь несчастен и, скорее всего, останусь таким до конца жизни». Только теперь он понял, насколько обманывался в своих убеждениях. Много лет он лгал себе, что выкинул мысль о встрече, о любых отношениях с этой роковой женщиной. Ему даже казалось иногда, что он ее ненавидит. Но стоило только слабой, еле живой надежде замаячить где-то на горизонте его разума, как он тут же уцепился за нее. Вот и сейчас он сменил гнев на милость, ненависть на сочувствие. Только вот осознав истинную природу своих ложных негативных чувств, осознав также наличие и чувств нежных, скрытых до этого момента где-то в глубине своего подсознания, и только сейчас проявившихся, он испытал разочарование. Уж слишком разительно они отличались от его собственных убеждений. Его огорчение было подобно огорчению Базарова, так детально прорисованного в одном из лучших произведений Тургенева, когда первый, несмотря на принятие душой основ нигилизма, вдруг влюбляется в женщину.

Задумавшись, он не заметил как к нему рядышком подсела прямо модельной внешности девушка. Он бы ее и не заметил, если бы та, пораженная такой наглостью, не осмелилась довольно грубо толкнуть его плечом. Марк уже хотел чертыхнуться, но заметив перед собой девушку, с усилием подавил желание. Безразличным взглядом, от которого однако не ускользнуло ничего, он окинул ее с ног до головы. Девушка была на редкость хороша; пышные темные волосы, завитые в локоны, напудренное лицо, крупные серьги с фальшивыми бриллиантами в красивых ушах, тонкая, с легким загаром кожа, тонкий красивый нос, большие карие глаза, в которых были вставлены, скорее всего, линзы, веющие хитростью и коварством, объемная, хорошо различимая под большим вырезом в платье и мерно вздымавшаяся при каждом вздохе грудь, тонкая, длинная шея, с пульсирующими по ее обеим сторонам маленьким жилками под кожей —все эти особенности должны были делать ее желанной для любого мужчины, следовавшего канонам нашего времени, в сущности сводящимся к одному простому требованию – желанию обладать. Если сравнить эту наглую даму с Анной, при этом относясь беспристрастно к обоим, очевидной победительницей выйдет первая. Но для Марка все преимущества его соседки по месту в баре так и остались необозримыми, он смотрел на них глазами индийского йога, признающего лишь внутренний мир, а не внешнюю красоту. Его безучастный взгляд еще сильнее взбесил молодую кокетку, из-за чего она, потеряв всякое душевное равновесие, устремилась в атаку на неприступные барикады.

– У тебя очень хорошие манеры, парень. – с сарказмом в голосе обратилась ему брюнетка. У Марка вдруг появилось сумасшедшее желание дать ей в лоб щелчка. Ему было интересно, издаст ли голова гул, какой бывает от удара по пустому изнутри, шарообразному телу. Он с большой неохотой отказался от этой идеи и выдержав продолжительную паузу, ответил

– Простите, я не заметил вас.

– Я перестану злиться, если закажешь мне какого ни будь успокаивающего зелья.