Яблочные дни. Часть I

— Его величество король! — Кругленький церемониймейстер в ливрее с линдвормом Нейдреборнов ударил у подножия лестницы скипетром, поднимая гул.

— Государь-прости-господи, — спасся Аддерли их излюбленной шуточкой. Щёки палило румянцем, а в действительно контуженную голову пробирались мысли о собственной мужской состоятельности, но Аргойлу шустрить у этих границ было нечего.

Лоутеан занимал престол три года, за которые дал довольно поводов презирать себя. Но умения являться подданным красиво у него не отнять. Король спускался с лестницы стремительной мальчишеской походкой, такой далёкой от степенного шествия под руку с королевой Филис. Но золотое шитьё на белом колете свивалось в дубовые листья. Филис сопровождала его повсюду. Джон Далкетт приходился ей родным братом, но выбор сестры не вселил в него родственных чувств к Нейдреборну.

— Ангелок сошёл на землю, — не преминул опошлить возвышенные минуты Аргойл.

— Ага, — буркнул Далкетт. — Сейчас отольёт благодатью.

Не доходя нескольких ступеней, король остановился и начал традиционную речь: в чём в 1526 год от Пришествия Блозианской Девы преуспело королевство, что ему предстоит свершить в 1527, как замечательны подданные, как король дорожит их и любит их, как гордится, что Бог назначил его вести их и опекать. Улыбками, шутками он добавил церемониальной речи лёгкости и живости, не подпустив в неё и намёка на утраты, свои и Блаутура.

Давящий на грудь горжет мешал проникнуться речью, попасть под это внезапное обаяние. Церемония возведения Аддерли в чин полковника Неистовых драгун помнилась фрагментами, неоконченными картинками, невпопад сменяющими одна другую. Голова раскалывалась скорлупками ореха, и к концу церемонии капитаны поддерживали его, чтоб не упал. Преклонение колена, король с драгунской саблей, не идущей ему и будто украденной у Кэдогана, прикосновение плашмя клинком к плечу. Пересохшие губы молвят клятву служить, в ушах же захлёбывается воем рональдов рог, краснеет под веками лавеснорский закат. Подниматься полковнику над тридцатью драгунами и почти тысячей мертвецов король помогал лично. От надетого им горжета разило холодом, как и от самого Нейдреборна. Ни сожалений об участи «кузена Берни», ни радости от назначения преемника. Лоутеан Нейдреборн не отпускал в небо крылатого линдворма, охваченный жаждой покорять небеса, что у каждого свои. Всего-навсего собирал новое военное образование взамен утраченного. Можно сказать, приказ подписывал.

Аплодисменты возвестили о конце церемониальной речи. Пришло время отвечать на любовь короля верноподданническими дарами. На четвёртый год присутствия при всём этом Аддерли дозрел до мысли, что это самая скучная часть праздника. Церемонимейстер выкрикивал фамилию дарителя. Даритель подходил к королю и глубоко кланялся, называя свой подарок, тогда как его слуга клал его к монаршим ступням. Король дарил благосклонный кивок, подарок уносили слуги в ливреях с линдвормом.

Первой мыши, от баронессы Далкетт, Нейдреборн искренне обрадовался. Второй, от престарелого канцлера Тобуолта, улыбнулся с удивлением. После десятой мыши ему принесли кресло со спинкой в форме дубового листка, и Лоутеан уже оттуда наблюдал за этим действом. Не улыбаясь. Аддерли сделалось неуютно. Дипломатическая отцовская жилка — граф Аддерли служил послом Блаутура в Равюннской империи — вовсю выбивала опасность фарса, дурного розыгрыша… Послы — Равю́нна, Блицард, Монжуа, Ро́кус, Вольпефо́рре, и Коллу́мские острова — к чести своей не пали его жертвами и преподнесли дары, приличествующие статусам их стран.

Но мыши от подданных не заканчивались. Королевские слуги торопились унести из Танцевального зала пищащие и копошащиеся подношения. Друзья притихли, неслышно подкралась Изольда и обвила обеими руками руку Энтони. Двадцатого и двадцать первого дарителя Нейдреборн смотрел почти с угрозой, рассерженный до пульсации вен на лбу.

И вдруг под шёпот пересудов перед ним предстал генерал Блаутурской армии Изидор Роксбур. Что уж там, душка Изи, как его прозвали драгуны, шествовал к трону, держась по меньшей мере ближайшим родственником короля. Весь в бархате и рубинах, статный мужчина не смотрел ни на кого, кроме Лоутеана. На губах лежала лёгкая усмешка, глаза прищурены, как от яркого света, в первых залысинах отражался блеск свечей, красные сапоги, подражая хозяину, наслаждались чувством собственной значимости. Кузен Изи, звучит? На языке завертелось сравнение с гусем о красных лапах. Всё правильно, ненавистные Аддерли птицы во многом походили на ненавистного генерала. И те, и другие шипели ему в лицо, лопались от самоуверенности и выходили победителями.